Виктор Потиевский - Мертвое ущелье

Осень для промысловика еще не охотничья пора, и дело даже не в сроках охоты, которые Иван Васильевич строго соблюдал — по совести. В сентябре-октябре мех пушного зверя еще не готов к выделыванию шкурок, у одних зверей зимний мех еще не окреп, у других даже линька не закончена. Настоящая охота начинается с ноября. Ну, конечно, в тайге можно и с начала осени мясо заготавливать, лося и оленя бить, но старый охотник начинал все эти заботы с ноября, с первых серьезных холодов. Тогда и мясо уже не надо засаливать — не испортится, да и шкура у зверя уже зимняя и крепкая.

Но в тайгу ходил. Присматривал, где есть места, удобные для залегания медведя на зиму,— например, ямы или углубления под вывороченным корнем большой сосны или ели. Иногда стрелял поднятого собаками косача или рябчика, облаянного ими на дороге глухаря, который, отвлекаясь на собак, бывает, не заметит подбирающегося к нему на выстрел охотника.

Сегодня старик хотел поднабрать еще клюквы, которой не успел запастись в достаточном количестве.

Карабин не взял, пошел со старой своей верной двустволкой. В эту ночь немного подморозило, и мхи, трава и ягельник серебрились инеем. Он оттаивал под редкими лучами солнца, пробившегося между облаками почти сразу же после рассвета.

Тишина, глухая и глубокая, царила в утренней тайге. Но вот звонкий лай собак разбудил эту тишину, и старик Лихарев заторопился. По звуку лая, по характеру облаивания дичи — звонко и довольно злобно — он был почти уверен, что лайки нашли глухаря. Белку, куницу, рысь они облаивают совсем по-другому, и каждого зверя — по-разному. Иван Васильевич хорошо знал все тонкости интонации лая своих собак.

Осторожно подобрался, прячась за деревьями, метров на сорок. Ближе не решился подходить. Крупный глухарь — петух, пожалуй, сам поддразнивал собак: глядя на них, наклоняя к ним голову, отламывал сухую веточку, взяв ее в клюв, и бросал вниз дважды, чем вызвал особенную злость лаек, Помор даже гавкнул с подвыванием от такой наглости.

Старик свалил глухаря с одного выстрела крупной дробью. Огромная черная краснобровая птица тяжко рухнула на пушистые мхи. Охотник уложил ее в рюкзак и двинулся дальше. Лайки челноком бежали метров на двести впереди, обследуя местность.

Не спеша, бесшумно шел он по тайге. Его тревожили те самые, странные и непонятные ему следы. Непонятный след приводил его к одной только мысли: к его дому подходил человек. Ничего и никого иного быть не могло. Следы любого зверя он хорошо знал и обязательно обнаружил бы. А волк? Сначала это смущало его, но потом он решил, что волк вполне мог следовать за человеком из любопытства и наследил через несколько минут после человека. Может быть, именно волка, пришедшего вторым, и обнаружили его лайки. А странность, необычность этого следа легко объяснялась: человек мог сделать то, чего не может ни один зверь — надеть любую обувь, которая изменит, сделает необычной форму следа. Надо быть осторожнее.

Прежде чем подойти к дому, Лихарев решил сделать крюк километра на два и подойти к избе со стороны побережья. И тут его поджидала еще одна новость. Неожиданная и серьезная. Метров пятьсот оставалось дойти до дома, когда цепкий взгляд старика заметил содранный с валуна небольшой клочок белого лишайника. Охотник насторожился и очень внимательно осмотрел все вокруг на пятнадцать-двадцать шагов. Ничего больше не нашел, и это его еще сильней встревожило. Если ягель содрал ненароком лось или олень, то должны быть следы их ног. Ни звериных и никаких других следов не было. А ведь ягель сам по себе не мог сорваться с валуна. Иван Васильевич внимательно осмотрел этот кусочек — он плотно сидел на камне, старик разглядел даже оборванные волокна...

Подозвал собак — свистом, похожим на посвист дрозда-рябинника. Оба пса подбежали, по команде «ищи» стали бегать вокруг, уткнув носы в землю. Но следа не нашли. Это, однако, не успокоило опытного следопыта. Если собаки не берут след человека или зверя, значит, упущено время. Лайки им были обучены искать не только добычу для охотника, но и человека. Мало ли что случается в тайге... Но брали след человека не позднее, чем часов через пятнадцать.

Иван Васильевич повернулся по направлению к дому. Он шел тщательно осматривая землю, мхи, камни, деревья. И метров за семьдесят от своего двора, в редком березняке, разглядел на почве отпечаток. Задняя часть ступни легла на землю совсем не четко, но передняя половина хорошо отпечаталась. Старик осторожно отодвинул пальцами пожелтевшую траву, прилегшую к земле,— она-то и скрыла от неизвестного участок влажного грунта,— и под травкой увидел четкий отпечаток ботинка или сапога с большими шипами, расположенными в шахматном порядке. Такой подошвы он не видел никогда.