Брет Гарт - Габриель Конрой

Он протянул Гэбриелю свою худую нервную коричневатую руку; острый взгляд его черных глаз, бродивший до сих пор по комнате и как бы фиксировавший все мельчайшие детали обстановки, впервые остановился на самом хозяине дома.

— Но ведь вы совсем больны. Зам нельзя было вставать с постели, вы погубите себя, — пробормотал изумленный донельзя Гэбриель.

Пришелец усмехнулся:

— Да? Вы так думаете? Послушайте, что я скажу. Я взял верховую лошадь. Сколько миль будет, по-вашему, до городка, откуда идет дилижанс? Пятнадцать? — чтобы обозначить это число, он три раза поднял руку с растопыренными пальцами. — Для меня — сущий пустяк. Дилижанс пойдет оттуда через два часа. Я поспею к дилижансу. Вот!

Растолковывая все это Гэбриелю и сопровождая свои слова движением руки, отметающим все и всяческие трудности, гость рассматривал тем временем оправленный в старомодную застекленную рамку дагерротип, стоявший на каминной полочке. Он поднялся с гримасой страдания на лице и, промахав через всю комнату, снял дагерротип с полки.

— Это кто? — спросил он.

— Это — Грейси, — ответил Гэбриель, светлея лицом. — Она сфотографировалась в тот самый день, когда мы вышли из Сент-Джо.

— А когда это было?

— Шесть лет назад. Ей только что исполнилось четырнадцать, — сказал Гэбриель, беря рамку и любовно поглаживая стекло ладонью. — Во всем Миссури не было тогда девушки красивее ее, — добавил он с гордостью и поглядел на портрет сестры увлажненными глазами. — Что вы скажете?

Гость быстро произнес несколько фраз на каком-то иностранном языке. По-видимому, он хотел выразить свое восхищение, потому что, когда Гэбриель взглянул на него вопросительно, гость улыбался и приговаривал, не сводя глаз с дагерротипа: «Красавица! Ангел! Как хороша!» Потом, с многозначительным видом поглядывая то на карточку, то на Гэбриеля, он добавил:

— Кого же она мне так напоминает? Ах да, понятное дело! Сестра похожа на брата!

Гэбриель просиял от счастья. Каждый человек менее простодушный без труда разгадал бы в этих словах желание польстить. В грубоватой открытой физиономии Гэбриеля не было и следа той поэтической грации, которой было овеяно лицо девушки на портрете.

— Бесценное воспоминание, — сказал гость. — И это все, что у вас осталось? Все?

— Все, — откликнулся Гэбриель.

— Ничего больше нет?

— Ничего.

— А как хотелось бы иметь письмецо, какие-нибудь личные бумаги, хоть строчку, написанную ее рукой. Не правда ли?

— Ничего не осталось, — сказал Гэбриель, — кроме ее платья. Когда она собиралась уходить, то переоделась в мужское платье, взяла костюм Джонни. Я уже рассказывал вам об этом. До сих пор в толк не возьму, как они узнали, что она Грейс Конрой, когда нашли ее мертвой.

Гость ничего не ответил, и Гэбриель продолжал:

— Минул почти что месяц, пока мне удалось вернуться в каньон. Снег к тому времени сошел, и от нашего лагеря не осталось и следа. Тогда-то я и узнал, что спасательная экспедиция никого не застала в живых и что среди погибших была Грейс. Я вам об этом уже рассказывал. Как могло случиться, что бедняжка вернулась в лагерь одна-одинешенька? Ведь человек, с которым она ушла, бесследно пропал. Просто ума не приложу. Вот что грызет меня, мистер Рамирес! Стоит мне подумать, что бедная девочка вернулась назад — ко мне и к Олли, — и не нашла нас на месте, и я просто с ума схожу. Она умерла не от голода и не от холода. Нет! Сердце ее не выдержало такого горя! Говорю вам, мистер Рамирес, ее сердечко… разорвалось… от горя.

Гость с любопытством поглядел на Гэбриеля, но ничего не сказал. Гэбриель поднял понуренную голову, вытер слезы фланелевой юбкой Олли и продолжал свой рассказ:

— Больше года я пытался раздобыть где-нибудь доклад спасательной экспедиции. Старался выяснить, из какой миссии или пресидио вышли спасатели, думал найти кого-нибудь из участников экспедиции. Но тут началась золотая лихорадка, все миссии и пресидио перешли в руки американцев, а когда я добрался до Сан… как его?..

— Сан-Изабель, — поспешно подсказал Рамирес.

— Выходит, я уже рассказывал вам? — спросил простодушный Гэбриель. — Совсем запамятовал.

Ослепительно улыбнувшись, Рамирес поспешил согласиться с Гэбриелем и одновременно показал движением руки, что внимательно слушает рассказ.

— В Сан-Изабеле я не нашел никого, кто знал бы об этом деле. Документов тоже не осталось. Тогда я напечатал объявление в сан-францисской газете, просил Филипа Эшли, это тот самый человек, с которым ушла наша Грейс, — откликнуться на мой зов. Но ответа не получил.