Брет Гарт - Габриель Конрой

— Что тебе здесь надо? — спросила она, резко отчеканивая каждое слово.

— Тише, — сказал Рамирес, содрогаясь от волнения, в которое его повергала даже мгновенная встреча с этой женщиной. — Тише! Кто-то прошел по тропинке.

— Какое мне дело? Пускай все слышат. После того, что ты наделал, скрывать больше нечего, — ответила она все так же резко. — Спрашиваю еще раз: что тебе здесь надо?

Он попытался приблизиться к ней, но она отпрянула прочь, подобрав характерным женским движением свою длинную белую юбку, словно боялась прикоснуться к чему-то омерзительно грязному.

Рамирес неловко рассмеялся:

— Ты же пришла ко мне на свидание. Я опоздал не по своей вине.

— Я пришла потому, что уже полчаса вижу с веранды, как ты кружишь здесь по лесу, словно бездомная собака. Я погоню тебя отсюда хлыстом, как собаку, но сперва скажу тебе кое-что, как мужчине, за которого ты пытался себя выдавать.

Она стояла перед ним на фоне угасающего закатного неба, стройная и грациозная, с горящими щеками, с холодным огнем в глазах, излучая разом тысячу неприметных тайн женского обаяния, и такова была ее магнетическая сила над этим сраженным страстью человеком, что самое ее презрение лишь воспламеняло его и он готов был бы влачиться за ней по земле, только бы тронуть эти сухощавые пальчики, которыми она ему грозила.

— Ты несправедлива ко мне, Жюли, клянусь создателем! Я поступил утром как безумец. Я был вне себя… Но пойми же меня… Я пришел на свидание… увидел тебя с другим! Как было мне не впасть в безумие?.. Святая матерь божия! Но я хочу сейчас мира, Жюли, я хочу мира.

— О да! — презрительно возразила миссис Конрой. — По твоей записке видно, как мирно ты настроен!

— У меня не было иного способа заставить тебя прийти. У меня новости, Жюли, важные новости, быть может, спасительные; я приехал от женщины, которая владеет дарственной на землю. Выслушай меня, ты должна меня выслушать. Удели мне одну минуту, Жюли, и я уйду.

Миссис Конрой прислонилась к дереву.

— Говори, — сказала она ледяным голосом, не глядя на него.

— Значит, ты согласна меня выслушать, — сказал Виктор, торжествуя. — Когда ты узнаешь, в чем дело, ты поймешь, как это важно. Итак, прежде всего я должен сообщить, что адвокат, который ведет дело этой женщины, — тот самый человек, который покинул когда-то в горах Грейс Конрой; его звали тогда Филип Эшли, теперь его имя Пуанзет.

— Как ты сказал? — спросила миссис Конрой, внезапно делая шаг к Рамиресу и устремляя на него жестокий взгляд.

— Артур Пуанзет, в прошлом военный, офицер. Ты не веришь мне? Клянусь, это правда.

— Какое мне дело, правда это или нет, — сказала она презрительно, снова отступая к дереву. — Продолжай… Или это все?..

— Нет, не все. Но то, что я сказал, очень важно. Подумай! Он помолвлен с богатой вдовой с юга. О его прошлом никто не знает. Теперь ты понимаешь, к чему я веду? Он не посмеет искать настоящую Грейс Конрой. Он не посмеет отстаивать в суде дело своей клиентки. Он будет бездействовать.

— Это все, что ты хотел сказать?

— Все. Нет, еще не все. Есть вторая новость, но здесь я не решаюсь говорить о ней, — ответил он, боязливо вглядываясь в сгущающуюся лесную тьму.

— Тогда оставь свою новость при себе, — холодно возразила миссис Конрой. — Это наша последняя встреча.

— Жюли!

— Ты кончил? — спросила она, не меняя тона.

Было ли притворным ее равнодушие или нет, но оно возымело свое действие. Еще раз торопливо оглядевшись, Рамирес обиженно сказал:

— Хорошо, подойди поближе, и я скажу. Что, не веришь мне? Ну как хочешь.

Увидев, однако, что она не трогается с места, он шагнул к дереву и прошептал:

— Наклони голову, я скажу тебе на ухо.

Увернувшись от его протянутой руки, миссис Конрой наклонила голову. Он шепнул ей несколько слов настолько тихо, что никто не разобрал бы сказанного даже в шаге от них.

— Ты сказал об этом и Гэбриелю? — спросила она, глядя на собеседника в упор все с тем же надменным выражением лица.

— Нет! Клянусь тебе, Жюли! Я не сказал бы ему ничего, ни единого слова, но я был вне себя, в безумии. А он ведь зверь, медведь. Он стиснул меня так, что я еле дышал. Я не мог шевельнуться. Он вынудил меня признаться. Вынудил силой… О, пресвятая матерь божья!

По счастью для Виктора, он не мог в темноте разглядеть, каким презрением блеснули глаза женщины, когда он сам сообщил ей о том, что он слаб, а муж ее силен.

Она ограничилась тем, что спросила:

— Теперь ты сказал все?