АРАБ ШАМИЛОВ КУРДСНИЙ ПАСТУХ

Кизяк и травы немного облегчили наше существование в наступившую зиму. Отец и мать часто любовались нами, так как в поле мы не теряли напрасно времени, а усердно искали лучшие травы и заготовляли кизяк.

Осенью, полуголые, мы очень страдали в поле от холода, дождей и града. С нетерпением мы ожидали выпадения первого cнега, чтобы больше не ходить в поле. Так прошел первый год нашей пастьбы.

Наша домашняя постель была из соломы. Ее набрасывали ровным слоем на пол и покрывали «касилом», сплетенным из очень мягкой травы. Под головами вместо подушки прибавляли той же травы; покрывались широким и длинным старым паласом. Мы, дети, спали вместе в ряд, и между нами часто происходили споры: каждый, .спасаясь от холода, хотел попасть в середину. Мне как наименьшему часто уступали это почетное и теплое место.

Впервые в эту зиму в нашем мараке было топливо, и мама с радостью топила тундырь. Мы рассаживались вокруг и грелись. Как только кончалось приготовление обеда и выпечка хлеба, мама накрывала тундырь нашими паласами, чтобы он не остыл и сохранил свое тепло на ночь. По вечерам мы садились вокруг тундыря, опускали в него ноги и грелись. На тундыре мама готовила пищу из заготовленной летом травы пополам с мукой или пшеницей. С травой приготовляла «тршое кэланди», с пшеницей — «данну», из муки — «хашил», из жареной муки — «дэв шаути», очень много разных блюд.

За пастьбу коров отец мой брал по полтора и 2 кило пшеницы в год и от пяти до десяти копеек за каждую штуку. Он должен был пасти с первых чисел апреля до выпадения снега — до последних чисел ноября.

Собранную за пастьбу скота пшеницу отец понемножку таскал в мешках на спине на мельницу. Ему очень хотелось иметь осла.

— Тогда все дело наладилось бы, — говорил он часто.

Без своего рабочего скота нам было очень тяжело, из‑за всякого пустяка приходилось кланяться соседям. Кулаки хотя и дадут осла, но не даром: нужно было за это отработать один или два дня. Чтобы купить осла, отец ежегодно стал откладывать по одному или по два рубля. За четыре года шесть рублей были завязаны в тряпочку большим узлом и положены в жестяную коробку из‑под мясных консервов. Жестянка была спрятана в чересседельный мешок — хурджин.

— Еще три или четыре рубля, и будет осел, — говорил отец:

Часто он развязывал заветный узелок и высыпал драгоценную медь. Вместе с матерью он принимался пересчитывать. При пересчете они ошибались и начинали считать заново. Иногда зимою, просыпаясь ночью, мы видели, как мать с отцом пересчитывали деньги, складывали рубли отдельно из пятачков, из двухкопеечных и трехкопеечных монет… Потом прятали узелок в жестянку, а жестянку — в хурджин.

Этой зимой отец нанялся в работники к богатому греку Побле Триандафилову, у которого была мельница и много скота. Сын Триандафилова был офицером. Весною, в марте месяце, отцу заплатили четыре рубля, а за хорошую работу особо подарили старую шинель, в которой он всю зиму работал. И вот наконец‑то была куплена ослица. Мы окружили животное и с восторженными криками ввели его в марак.

Эта ослица, любимица всей семьи, летом принесла нам осленка. Мы очень заботились о своих осликах и с жаром принялись запасать зимний корм. Все лето усердно работали, понемногу рвали траву, сушили ее и по вечерам привозили домой на большом ослике; так мы постепенно заготовили корм на зиму. Осел был большим подспорьем в нашем хозяйстве: он возил с поля кизяк и съедобную траву, отвозил на мельницу тяжелые мешки с пшеницей.

В то время я был уже хорошим подпаском, и отец часто оставлял меня с братьями в поле, доверяя нам все стадо, а сам уходил домой.. Прошел год, и братья стали самостоятельными пастухами, а я остался у отца первым подпаском. Жили мы на новом месте — в селе Александровском.

Вскоре после того радостного дня, когда мы приобрели ослика, крестьяне отказали отцу в пастьбе, и мы перебрались з соседнее село.

Вот тут‑то пригодился ослик! Он перевез все наше имущество— палас, касил, котелок, постельную траву и разные мелочи.

Село, в которое мы перебрались, раньше называлось у курдов Комацар; а новые поселенцы, русские сектанты молокане, назвали его Александровским. Село это (в семи километрах от города Карса) было расположено очень живописно, на самой большой реке Карской области — Карсачай. По берегам реки тянулись обширные пастбища, как громадные пестрые ковры из цветов; дальше хорошо возделанные поля зеленели правильными квадратами и прямоугольниками; их пересекали оросительные каналы, блестевшие на солнце, как серебряные полосы. По другую сторону села находились прекрасно возделанные огороды, где молокане садили картофель, капусту, морковь и другие овощи. Александровка утопала в зелени и цветах; весною, во время цветения фруктовых деревьев, аромат распространялся по всей долине.