Артур Конан Дойль
Скандальная история в княжестве О…
Я только что женился и поэтому за последнее время редко виделся с моим другом Шерлоком Гольмсом.
Мое собственное счастье и домашние интересы всецело завладели мной, как это обыкновенно бывает с человеком, который обзаводится собственной семьей, тогда как Шерлок Гольмс по своей цыганской натуре не питал ни малейшей склонности к семейной жизни. Он продолжал жить в нашей старой квартире на улице Бейкер, был по-прежнему завален старыми фолиантами, и по-прежнему приступы полнейшей апатии сменялись в нем вспышками энергии. Он все еще продолжал изучать преступления и, благодаря своим выдающимся способностям и необыкновенной наблюдательности, ему удавалось разгадывать такие преступления, которые полиция давным-давно уже причислила к разряду безнадежных. Время от времени до меня доносились смутные слухи о его деятельности: я слышал о его командировке в Одессу для раскрытия одного политического убийства, о его поездке в Тримонали, и, наконец, о миссии, принятой им по поручению голландского двора, и выполненной им с таким тактом и успехом.
А затем о деятельности моего старого друга и сожителя я знал не более остальных подписчиков газет, читавших подробности о его похождениях.
Однажды вечером — это было 20 марта 1888 года — я проходил по улице Бэйкер. Я возвращался с консилиума, так как, надо сказать, я снова занялся докторской практикой. Когда я подошел к столь знакомой мне двери, мною овладело страстное желание навестить Гольмса, чтобы узнать, какому делу он в настоящее время посвящает свой необыкновенный талант. Его комнаты были ярко освещены, и я увидал тень его высокой худощавой фигуры. Опустив на грудь голову и заложив за спину руки, он быстро шагал взад и вперед по своей комнате. Я слишком хорошо знал все его привычки, чтоб сразу не понять, что он снова что-то замышляет. Я позвонил и вошел в комнату, в которой некогда жил вместе с ним.
Нельзя сказать, чтобы он меня встретил очень приветливо. Он вообще нежностью никогда не отличался; и все-таки я чувствовал, что он очень рад моему приходу. Он пяти слов не выговорил, радушно улыбаясь, усадил меня в кресло, протянул мне ящик с сигарами и указал мне на стоявший в углу шкафчик с ликерами. Затем он стал спиною к камину и начал меня разглядывать своим испытующим, пронизывающим взглядом.
— Брак принес тебе пользу, Ватсон, — заметил он. — Я думаю, в тебе прибавилось семь с половиной фунтов весу, с тех пор, как я виделся с тобою в последний раз.
— Семь фунтов, — ответил я.
— Неужели? А ты снова практикуешь, как я вижу. Ты мне раньше ничего не говорил о своем желании снова заняться практикой.
— Откуда ты это знаешь?
— Я это вижу. Я знаю также, что ты недавно был в непогоду на улице и что у тебя, должно быть, очень неумелая, небрежная горничная.
— Мой дорогой Гольмс, — проговорил я, — перестань. Несколько столетий тому назад тебя, наверное бы, сожгли за колдовство. Действительно, я в четверг попал под дождь и вернулся домой весь мокрый и в грязи, но откуда ты это узнал, я не могу понять, так как, вернувшись домой, я тотчас же переоделся. А прислуга моя, Мари, действительно из рук вон плоха, и жена моя уже отказала ей. Но скажи мне на милость, откуда ты все это знаешь?
Он ухмыльнулся и начал потирать свои узкие нервные руки.
— Это очень просто! — ответил он. — Я вижу, что на коже твоего левого сапога находится несколько царапин, которые могли произойти только оттого, что с сапог счищали грязь без всякой осторожности. Отсюда я вывел мои оба заключения о непогоде и о твоей скверной прислуге. Ну а что касается твоей практики, я должен был бы быть дураком, если бы я сразу не принял за практикующего врача человека, от которого пахнет йодоформом, на указательном пальце правой руки которого черное пятно от ляписа, и в боковом кармане которого оттопыривается, очевидно, стетоскоп.
Я расхохотался, слушая, с какой неопровержимой логикой он развивал свои умозаключения.
— Когда я слушаю твои логические выводы, мне это прямо кажется смешным — заметил я, — и все-таки каждое новое доказательство твоей проницательности меня всегда поражает. А ведь я вижу всегда то же самое, что и ты. Почему же мне никогда не удается ничего разгадать?
— Очень просто, — ответил он, закуривая папироску и усаживаясь в кресло. — Ты видишь, но ты не понимаешь — вот в чем различие. Например, скажи мне пожалуйста, ты часто видел ступени, ведущие из передней в эту комнату?
Читать дальше