Рене де Пон-Жест - Жемчужная река

Несчастному приходилось тащиться на свободной ноге, согнув туловище под прямым углом, и доска впивалась ему в щиколотку и запястье, натирая гноящиеся раны.

А в зловонной, никогда не просыхающей слякоти ползли, точно чудовищные крабы, заключенные в так называемую клетку. Это были тяжелые медные котлы, в дно которых были забиты их головы и руки так, что они не могли их вытащить обратно. Для отдыха они должны были ложиться в грязь, полную испражнений. Если же им хотелось передвинуться — они должны были подымать на плечи многопудовую тяжесть клетки-котла.

Два раза в день жены осужденных допускались в тюрьму и кормили мужей из рук. Холостых и вдовцов кормили тюремщики, и часто по утрам, сгоняя с места заклепанного в «клетку» арестанта, тюремщики избивали закоченевший под нею труп.

Стараясь спрятаться от этого ужасного зрелища, Лиу-Сиу забилась в дальний угол камеры и, прижавшись к каменной стене, заткнула уши, чтобы не слышать долетавших стонов. Но ужас собственной судьбы представился ей во всей своей наготе.

Вдруг дверь камеры распахнулась. Вошли доставивший ее конвоир, начальник тюрьмы и еще двое, от которых молодая вдова Линга не могла отвести глаза.

Первому было лет пятьдесят. У него было строгое и спокойное лицо, в котором ничто особенно не поражало, хотя начальник тюрьмы провожал его глубокими почтительными поклонами. Увидев арестованную, они удивленно переглянулись и заговорили вполголоса. Но Лиу-Сиу ничего не разобрала. Глаза ее с невольным ужасом остановились на последнем из вошедших.

Действительно, лицо его было из тех, кого не забывают. Это был высокий жилистый мужчина с необычайно уродливым и отталкивающим лицом, глубоко изрытым оспой. Циничная зверская усмешка обнажала его изъязвленные кровоточащие десны. Налитые кровью глаза с вывернутыми веками щурились, как у хищника, и широкие подвижные ноздри как бы принюхивались к запаху свежего мяса. На голове его был высокий проволочный колпак, красный кафтан перехватывался ремнем, на котором болталась пятихвостая плеть с острыми гвоздями на концах.

Неподвижно стоял он на пороге, как бы заслоняя выход, и спокойно опирался на бамбуковую палку, забрызганную кровью.

Лиу-Сиу казалось, что она узнает это чудовище, что она где-то когда-то видела его. И вдруг вспомнила.

Когда она была маленькой и капризничала, мать пугала ее, показывая ей одну из тех картинок, что продают в Китае в дни публичных казней. На этой картинке изображался палач.

Лиу-Сиу не ошиблась. Мандарин, которого так почтительно сопровождал начальник тюрьмы, был следователь, который вел следствие по делу об убийстве Линга. А по закону полагалось, чтобы следователя сопровождал палач, как последнее слово правосудия, напоминая своим присутствием и следователю и подследственному, что ожидает их за кривосудие или за преступление.

По знаку следователя палач подошел к арестованной. Она почувствовала его приближение, и холодная дрожь ужаса пробежала по ее спине, когда он протянул к ней руку. Она невольно вскочила, отшатнулась, стараясь избегнуть его оскверняющего прикосновения. Палач усмехнулся и приказал ей следовать за ним.

Лиу-Сиу повиновалась.

Они пересекли двор осужденных, потом длинную пустынную галерею и вошли в женское отделение тюрьмы.

И через несколько мгновений та, чья свадьба так пышно праздновалась накануне, услыхала, как захлопнулась за нею тяжелая дверь. И осталась она одна со своими горькими думами, оторванная от матери, от друзей, от всех, кто мог ее защитить. Двадцать четыре часа тому назад жизнь сулила ей столько счастья! Теперь сомкнулся ее горизонт в четырех каменных стенах каземата, а впереди были — пытки, суд и долгие дни в темнице…

И вспомнилось ей недавнее прошлое.

Было восемь часов утра. И хотя стоял конец февраля, розовая заря сулила ясный и теплый весенний день. На юге Китая такие дни бывают настоящим блаженством. Солнце робко нащупывало лучами стройную пагоду Вампоа, таинственно затененную гигантскими пальмами, золотя ранними лучами все десять кровель из фарфора с эмалью. Бонзы звучно и мерно били в гонг, а жрецы в длинных желтых одеждах призывали верных к ранней молитве.

Берега Жемчужной реки тонули в густом тумане, над которым плыли, точно плавучие острова, вершины ближайших гор. А воды реки были осыпаны тысячами судов, начиная от легкого как перышко сампана и кончая плоской тяжелой джонкой. И все это отражало в зеркальных водах свои причудливые контуры, паруса и носы с вырезанными на них драконами или гримасничающими лицами.