— Филипп… Друг мой…
Наверное, он хотел что-то возразить. Наверное, он думал переубедить меня. Наверное, ему казалось, что это возможно. Но он ошибался. Видимо, иногда необходимо получить по башке, чтобы начать соображать. За пять минут я понял больше, чем за три предыдущие недели. Понял, что меня просто развели, как мальчика. Использовали, точно так же, как и громобоев. Только за бесплатно. Я просиживал задницу в архивах и за компьютером, опрашивал местных, лазил по оврагам, ручьям и пещерам, подставлялся под удар, рисковал жизнью — и все ради того, чтобы некто Юрьев в итоге собрал все сливки. А отработанный материал пустил в расход. Отработанный материал… Это и про меня в том числе. Такое вот кладоискательство вышло.
— Ну вы, блин, даете, — напомнил о себе водитель, который за время моей разоблачительной речи не проронил ни звука. — Выходит, есть какой-то перец, который затеял всю эту заваруху? Один-единственный, который во всем виноват? А мы, вместо того, чтобы найти его и затолкать ему сапоги в задний проход, стреляем друг друга, разрушаем город… И из-за него нас укокошат, даже ни за что… А просто так…
— Мне нравится образность твоего мышления, — ответил я, опасаясь, что сейчас начнутся причитания. — Увы, но дела обстоят именно так, как ты описал. Если хочешь выразить кому-нибудь благодарность по этому поводу — милости прошу. Тут сразу два достойных кандидата. Выбирай.
— Но я… Я не хочу…
— Я тоже… — на меня вдруг напало какое-то тупое безразличие: теперь, когда я понял, что к чему, оставалось только смириться с судьбой. — Но нас никто не спрашивает. Все, что мы могли сделать, чтобы не оказаться здесь и сейчас — мы не сделали. Поэтому и пенять не на кого.
— Да ты фаталист, — отозвался солдат.
— Нет, я реалист. Сколько он тебе пообещал?
— Это ты… мне? — уточнил Женя, оставив свои бесплодные попытки собрать слова в осмысленное предложение.
— Да, тебе. Ты же не просто так работал на него.
— Филипп, я ни на кого не работал… Клянусь тебе!
— Да, я так и понял. Ты просто безобидный дурачок-учитель, над которым насмехаются детишки. Уи дон нид ноу эдюкейшн… Весь такой умный, недооцененный. Зачем я все это говорю? Не знаю. Подумай, хотя бы, о Жене. Она, в отличие от многих, видела в тебе хорошее.
— Жаль, что ты так и не увидел…
Это всё, что смог сказать он в своё оправдание. Даже не в оправдание. Это просто… Просто слова. Просто ответ.
Я осторожно начал разминать конечности.
— Ты хоть встречался с ним?
— С кем? — Женя снова попытался закосить под дурачка. Сейчас это только раздражало.
— С Юрьевым. Или с тобой он тоже общался исключительно по электронной почте?
— Я ни разу его не видел.
Врал или не врал — не знаю. Я поверил.
— Жалко. Рассказал бы мне, как он выглядит.
— Ты и так знаешь, как он выглядит.
— То есть? — от удивления я даже забыл, что только что записал Сизова в разряд врагов. — Что значит, я и так знаю?
— Это значит, что тебе известна его внешность.
— Не понимаю…
— Прости. Я думал, это я дурачок. А ты умный.
— Ты хочешь сказать, что среди наших знакомых…
— Тише, пацаны, — перебил меня водитель. — Сюда кто-то идет.
И вправду, послышались человеческие шаги, в темноте замаячил свет двух карманных фонарей. Скоро их лучи уперлись в наши беспомощные тела.
— Здесь они, никуда не делись. Очухались, красавцы.
Прищурив глаза, я, тем не менее, смог разглядеть, что лежу ближе всех к стене. Поэтому тут и потолок такой низкий, и стенка рядом. Нас разместили в одном из тупиковых проходов. Даже не ниша — просто слепой коридор, оканчивающийся ничем. Для нас так точно.
— Так, Сизов, Лазарев — на подъем.
— А я? — приподнялся водитель.
— Ты сиди, где сидел, — последовал приказ. — Можешь к стеночке перекатиться.
— Ага, тренируйся, — хмыкнул второй.
— Мы вернемся еще, я надеюсь, — попытался успокоить его Сизов.
— Меня Виктором звать, — зачем-то сообщил он. — Виктор Рогожин.
К моему удивлению, солдат не высказал и тени враждебности в отношении человека, только что уличенного мною в пособничестве врагам. Сейчас нашим общим врагом были громобои.
— Я запомню, — кивнул ему Женя, без особого труда поднимаясь на ноги.
Я тоже попробовал встать и обнаружил, что это не так сложно, как казалось в начале. Туловище ломит, но слушается. Руки тоже, вроде бы. И ноги… Ходят, в общем, хотя слабость накатывает, как во время лихорадки. С моим бывшим другом всё немного сложнее: у него перелом, правый рукав висит безжизненной тряпкой, глаз заплыл, вместо одежды — черные лохмотья. Поравнявшись с ним, я обнаружил, что он, к тому же, довольно сильно обгорел. Вплоть до волос. Откуда тогда у него взялись силы? Впрочем, сам я едва ли выгляжу лучше.
Читать дальше