Джон Стейнбек - Золотая чаша

Флибустьеры ушли из погибшей Панамы. Они погрузили сокровища на мулов и отправились назад через перешеек. До устья Чагреса они добрались совсем измученные, тем не менее дележ назначили на следующий день. Для упрощения дела все золото было погружено на один корабль — на большой галеон, которым командовал герцог, пока его не захватили пираты. Там каждому и предстояло получить свою долю. Капитан Морган был в прекрасном расположении духа. Все труды остались позади, сказал он своим людям, и теперь настало время праздновать. Он приказал выкатить на берег сорок бочек рома.

На заре какой — то пират протер красные глаза и посмотрел на море. Там, где накануне стоял галеон, он увидел лишь чистую воду и кинулся будить своих товарищей. Минуту спустя берег был запружен людьми, которые тщетно вглядывались в горизонт. Галеон ушел глубокой ночью, и все богатства Панамы уплыли с ним.

Флибустьеры захлебывались от ярости. В погоню! Они настигнут беглецов и предадут капитана Моргана самым страшным пыткам! Но преследовать предателей было не на чем. Все остальные суда оказались выведенными из строя. Одни лежали на песчаном дне с большими дырами, просверленными в бортах. На остальных были подпилены мачты.

Над берегом гремели проклятия, небу грозили сжатые кулаки. Они поклялись в братстве во имя мести. Они придумывали ужасающие возмездия. И рассеялись кто куда. Одни погибли от голода. Других замучили индейцы. Некоторых поймали и задушили испанцы, а нескольких добродетельно повесили англичане.

На берегу в Порт-Ройале толпились чуть ли не все его обитатели. Они явились поглазеть на капитана Моргана, который разграбил Панаму. Одетые в китайские шелка благородные дамы не могли не прийти — как — никак Генри Морган принадлежит к именитой семье, он же племянник бедного милого вице-губернатора, павшего в сражении. Моряки явились потому, что он был моряк, мальчишки — потому что он был пират, девушки — потому что он был герой, купцы — потому что он был богат, рабы — праздника ради. Шлюхи, подкрасившие губы соком ягод, останавливали взгляд беспокойных глаз на мужчинах, стоявших в одиночестве, а совсем еще юные девочки лелеяли в сердце святую надежду, что великий человек посмотрит в их сторону и вдруг поймет, что перед ним — воплощение его мечты.

В толпе стояли матросы, хваставшие тем, что самолично слышали, как умеет ругаться капитан Морган, а также портные, шившие ему панталоны. Каждый человек, который когда — нибудь видел капитана Моргана и слышал его голос, собирал вокруг себя восхищенных поклонников. Эти счастливцы как бы заимствовали у него частицу славы.

Рабы — негры, отпущенные с плантаций в столь знаменательный день, смотрели огромными пустыми глазами на покачивающийся в бухте галеон. Их хозяева прохаживались среди простонародья, во всеуслышание сообщая, что они скажут Генри Моргану, когда он будет у них обедать, и какие советы дадут ему. Тон их был небрежным и веселым, словно они частенько принимали у себя в доме людей, ограбивших Панаму. Двое — трое содержателей таверн выкатили на берег бочонки вина и бесплатно угощали всех желающих. Свою прибыль они намеревались получить, утоляя жажду, которую сейчас только раздразнивали.

На небольшой пристани ожидали приближенные губернатора — бравые молодцы, все в галунах и серебряных пряжках. Солдаты с пиками придавали встрече надлежащую официальность. Море накатывало на песок веера пологих волн. Приближался полдень, и солнце пылало в небе раскаленным добела тиглем, но никто не замечал жары. Для людей на берегу существовал только галеон, покачивающийся в бухте.

Миновал полдень, и только тогда Генри Морган, следивший за берегом в подзорную трубу, решил отправиться в город. Выбор времени и мизансцены диктовались не только его тщеславием. В ночной темноте к борту галеона приткнулся челнок, привезший весть, что его могут арестовать за победу над врагами короля. Генри решил, что восторги горожан должны склонить чашу весов в его пользу. И все утро с одобрением наблюдал возрастающее возбуждение толпы.

Но теперь его шлюпка была спущена, и матросы заняли свои места. Едва она приблизилась к берегу, как зеваки разразились приветственными криками, которые быстро слились в оглушительный рев. Люди подбрасывали шляпы, прыгали, приплясывали, гримасничали, перекликались друг с другом. С пристани к Генри потянулись руки, когда он еще не успел встать. Едва он выпрыгнул из шлюпки среди посланцев губернатора, как солдаты построились вокруг них и с пиками наперевес принялись расчищать дорогу сквозь толпу толкающихся, дерущихся зрителей.