— А меня признаешь? Что обо мне в слободе говорят?
Женька, как лягушонок, выпучил глаза на Булатникова.
— Кажется, видел вас при белых у нашей хозяйки Софьи Никаноровны, с сыном ее на коне вороном приезжали...
— А сына хозяйки помнишь?
— Помню хорошо, в черной кавказской бурке, с саблей из чистого серебра. Храбрый вояка был, все мальчишки наши, бывало, как воробьи, при виде его разлетались. Скучает по нем хозяйка наша, все ждет не дождется от него весточки... Говорят, красные его к себе в армию мобилизовали, генералом своим сделали.
Булатников громко расхохотался.
— И я тебя помню, шельмеца. Довелось видеть, как мать твоя однажды всыпала тебе за что-то. На всю слободу ревел благим матом.
— Это я портки новые порвал, когда через забор перелазил. Мать у нас строгая, любит порядок...
В землянку вошел Пащенко и доложил, что корова из окопа вытащена в целости и сохранности.
— Где Скобцов? Пусть уведет хлопцев, даст им чего-нибудь поесть. А у меня с тобой будет серьезный разговор.
— Слушаюсь! — сказал Пащенко и, повернувшись на каблуках, вылетел из землянки.
Вскоре пришел Винька Скобцов и, выслушав приказания своего атамана, увел ребят кормить.
В просторной землянке с деревянным бревенчатым накатом, на дубовых подпорках при ярком солнечном свете, проникающем через открытую дверь и большое окно, сделанное из парниковой рамы, было светло и уютно.
Женька и Василий оглядели землянку.
Посредине землянки стояли длинный стол, сколоченный из гладко обструганных досок, и широкие скамейки во всю длину стола. За столом сидели и жадно хлебали из котелков солдатскими алюминиевыми ложками двое знакомых бандитов — рыжебородый Тарас Двужильный и его дружок.
— Пригляди, Тарас, за этими мальцами, — сказал Скобцов рыжебородому и, взяв со стола котелок, вышел из землянки.
Двужильный, положив на стол ложку, вытер ладонью губы.
— Сидайте, хлопцы, — сказал он и, посмотрев на избитое, в подтеках лицо Василия, спросил: — Что, успел уже атаман вас угостить?
Василий неопределенно пожал плечами, опустился на скамейку и достал из кармана кисет. А Женька, будто не поняв намека рыжебородого бандита, ответил вместо Василия:
— Приказал атаман ради Христова дня хорошенько накормить нас!
— Накормит, — как-то загадочно усмехнувшись, заметил рыжебородый и, обращаясь к Василию, спросил: — Что ж у деда Якова в Борках на праздник не остались? Там теперь гулянье небось вовсю идет?
— Спешили землемеру корову в Уразово пригнать, да вот, вишь, задержка получилась... А поклон деду от вас передали, и он ждет не дождется, когда к нему в гости пожалуете.
Тараска Двужильный прыснул в кулак.
— Он угостит чем ворота запирают!
Пришел Скобцов. Он принес полный котелок жидкой бурды и кусок ржаного хлеба.
Женька зачерпнул из котелка ложкой, глотнул и, скорчив недовольное лицо, положил на стол ложку.
— Что-то у вас не больно праздничный обед, — заглянув в котелок, заметил Василий.
— Жрите, что дают! — злобно огрызнулся Скобцов. — Угостил бы я вас вот из этого... — Он хлопнул по торчащему из-за пазухи обрезу. — Шляются тут всякие...
Но Тараска Двужильный, увидев на лбу Скобцова огромную шишку, охладил пыл ординарца.
— Ты что, о притолоку башкой задел али под руку атамана в недобрую минуту подвернулся?
Ординарец еще больше нахмурился и ничего не ответил. А Двужильный, облизнув ложку, вылезая из-за стола, проворчал:
— Устроил нам батька пасхальный праздничек, нечего сказать, скоро всех на дубах перевешает...
Он подошел к Василию и, не спрашивая, взял из его рук кисет с табаком, стал закуривать. В землянку вошел Пащенко.
— Пожрут, приведешь ребят к атаману, —приказал он Скобцову. Но, заметив, что ребята не едят, спросил:
— Что, пища наша не нравится?
— Сыты мы, — ответил Женька. — Нас в Меленках Лабуда пасхальным обедом угостил и на дорогу еще полситника и десяток яиц крашеных дал, только, когда вы тут палили из своих ружей и пулеметов, я со страху сжевал все.
— Десяток яиц и полситника?! И не разорвало тебя? Тогда нечего тут прохлаждаться, веди их к батьке, Чего стоишь! — прикрикнул на ординарца Пащенко.
— А это, может, коровка съест, — поднимаясь с места и взяв со стола хлеб, сказал Женька.
— Да, видно, не очень печется народишко о своих защитниках, — заметил, вылезая из-за стола, Василий. — А землемер хотел меня к вам на поправку отправить. «Поживешь, — говорит, — в лесу, свежим воздухом подышишь, сам себя не узнаешь».
Читать дальше