Григорий Федосеев - Живые борются

Виктор Тимофеевич выбросил пустую гильзу, заложил в дуло новый патрон, перевел сухой взгляд на Абельдина. На бледном лице парня выступили крупные капли пота. Руки, как плети, ненужно лежали вдоль тела. Увлажненные глаза покорно смотрели на лежащие рядом рукава телогрейки.

— Обувайте его! — сказал Хорьков, обращаясь к Борису Полиенко.

Татьяна и Борис бережно обложили раны на ногах Абельдина зелеными листьями, обмотали портянками и, не обращая внимания на душераздирающий крик парня, обули его в ватные носки, помогли встать. Опухшие ноги не сгибались в коленях, на ступни нельзя было опираться. Товарищи обняли его с двух сторон, слившись воедино, тронулись с поляны. Хорьков задержался. Он долго смотрел им вслед, нервно прикусывая нижнюю губу. Когда люди скрылись за первыми рядами деревьев, он прислонился к корявому стволу простреленной лиственницы, крепко обнял ее и зарыдал. Плакал молча, без слез.

Опустела поляна на каменистом перевале. Затух костер. Осиротела горбатая лиственница, единственная свидетельница трагической сцены. Так и остались нетронутыми ворох дров, корыто с водой, а кусочек цвелой лепешки величиною со спичечную коробку Хорьков взял вместе с хариусом.

— Куда попала пуля? — с тревогой спросила Татьяна у Абельдина.

Но Абельдин был слишком потрясен выстрелом, чтобы сразу ответить. Кое-как выдавил из себя несколько слов.

— В живот. Это опасно?

Остановились. Борис оголил ему живот.

— Нет, пуля тебя не задела.

— Да? Но я почувствовал, как она меня пронзила. Посмотри лучше.

— Говорю, нет.

Все успокоились. Стали медленно, ощупью спускаться к Селиткану.

Спуск продолжался более восьми часов, хотя до реки было четыре километра. Люди не шли, а ползли сквозь чащу старого лиственничного леса и тащили за собою Абельдина. Падая, путники подолгу не могли встать, оторваться от земли. Но все-таки вставали и опять шли. Впереди поредели деревья, и отряд выбрался к краю тайги.

Тут задержались. Предстояло преодолеть тридцатиметровую полосу ржавого болота, за которым сквозь береговой ельник виднелся Селиткан. Но ноги уже отказались идти. Снова передвигались на четвереньках, ползком или держась за деревья.

— Братцы, немного осталось, только бы перелезть через болото — и снова заживем, — говорил Хорьков.

Борис доверчиво смотрел ему в глаза.

— Болото не задержит, жить бы остаться.

«Да, да, как-нибудь переползем и скорее к людям, с ними теплее, только бы отдохнуть», — смутно подумала Татьяна.

Абельдин совсем не понимал смысла этого разговора. Он равнодушно смотрел на окружающий мир, точно все уже было предрешено.

Через болото первой полезла Татьяна. Она очень плохо соображала, порой теряла сознание совсем. Инстинкт самосохранения гнал ее дальше. Руки и ноги вязли в тине, путались в густых корнях троелиста. Холодная вода обжигала раны. За ней Борис и Виктор Тимофеевич тащили Абельдина. Их колени грузли в глинистой жиже, вода заливала раны, руки с трудом находили опору.

Река встретила путников гневным ревом, тучей брызг. Всюду по руслу плясали пенистые буруны.

— Вот он, Селиткан! — сказал Хорьков, отрываясь от земли.

— Куда же мы поплывем по этой реке, посмотрите!.. — вырвалось у Бориса.

— Поплывем, непременно поплывем!

— Тут уж явная смерть! — перебила его Татьяна.

Выпрямившись во весь рост, она прижалась спиной к корявому стволу ели и, откинув голову, широко открытыми глазами смотрела с мольбой на небо.

— Мама, помоги найти силы!.. — прошептала она.

Ее ноги вдруг подломились. Хватаясь руками за ствол, она сползла к корням и припала к ним бесчувственным комочком. Хорьков достал из рюкзака полог, прикрыл девушку. Он постоял молча, чуть горбясь, не зная, куда девать руки.

Невидящими глазами Виктор Тимофеевич смотрел в пространство, ограниченное синеющими хребтами. Ему почему-то показалось, что тропы, по которым он ходил долгие годы — по бугристой тундре, по Тунгускам, по кромке океана, — сбежались в одну и глубокой бороздой подвели к недоступному Селиткану. Хорьков почти физически почувствовал грань, за которой стирается ощущение жизни.

Стряхнув минутное оцепенение, проговорил:

— Нет, еще не конец, надо рискнуть!

Давя больными ногами хрустящую гальку, он с трудом спустился к заливчику, умылся и хотел было заняться костром, но увидел Бориса, ползущего к болоту за троелистом для ухи. На коленях у парня были глубокие ссадины. Ноги он передвигал с опаской, осторожно. Хорькову представился прежний Борис — гвардейского сложения, жизнерадостный. А сейчас перед ним было человекоподобное существо, одетое в лохмотья. Дорого, ох как дорого обошелся отряду путь к Селиткану!