Владимир Карпов - Обратной дороги нет

К тому же я знаю: фашисты издали не кинутся, подползут, чтоб навалиться быстрым и ошеломляющим броском.

Вот момент, когда они изготовятся к рывку, я и не должен упустить!

Но и раньше открыть огонь нельзя — лопнет вся моя затея, удерут фашисты.

Стою, гляжу на белые призраки, которые уже совсем близко. Может быть, пора? Нет, гитлеровцы должны на минуту остановиться, подождать отставших, собраться с духом и потом уж кинуться.

Но вот, наконец, передние фигуры в снегу замерли, к ним подтягиваются те, кто позади.

Вот приподнялась одна белая тень, наверное командир…

Пусть вскочат, в рост гранаты будут бить их надежнее, лежащих осколки, пожалуй, и не зацепят.

Короткая гортанная команда, белые округлые фигуры врагов вскинулись и безмолвно побежали на нас.

— Гранатами огонь! — заорал я что было сил, кинул свои две лимонки и тут же застрочил по врагу из автомата. Пулеметчик вылил навстречу гитлеровцам не меньше пол-ленты.

Взрывы гранат смешались с криками и стонами фашистов, которые заметались между огненно-черными взрывами.

Наш отпор был настолько неожиданным и страшным, что даже уцелевшие гитлеровцы взвыли от ужаса. Они кинулись назад, не обращая внимания на своих раненых, бросали их в полной панике.

Радость победы смешалась со спортивным азартом: «Надо переловить уцелевших, захватить пленных», — мелькнуло в голове, и я тут же выскочил на бруствер:

— За мной! Бери их живьем, ребята!

Вскоре нагнал одного из удиравших фашистов. Он запыхался от бега по глубокому снегу, воздух со свистом и всхрипами вырывался из его груди. «Живьем! Живьем!»-стучало в голове, и я старался быстрее схватить его. Он прыгал в снегу из последних сил. Когда я был уже рядом, фашист вдруг обернулся. Я увидел его расширенные от ужаса глаза, а внизу — как бы третий глаз, такой же круглый, с черным зрачком в середине. Пригнувшись, я резко кинулся под этот третий зрачок, который был не чем иным, как дулом автомата. Очередь рокотнула над моим затылком, а я, ударив головой врага в грудь, упал с ним на землю. Он не растерялся, видно, был не из робких, вскочил и тут же кинулся на меня! И в этот момент я от души, со всей любовью к спорту, закатил фашисту такой хук, что он мелькнул сапогами на уровне моих глаз и грохнулся в снег.

Ребята догнали еще троих, остальные убежали. На снегу насчитали восемь убитых. Мы собрали оружие, документы и бумаги Когда повели пленных к нашим окопам, мой «крестник» только пришел в себя, он таращил мутные после нокаута глаза и, видно, плохо еще понимал — что же произошло?

Пленных надо было доставить в тыл затемно: днем гитлеровские снайперы ни их, ни нас живыми не пропустят. Да и стычка эта нам так просто не пройдет. Сейчас гитлеровцы откроют артиллерийский огонь от ярости, что сорвался налет, да и в надежде побить своих, попавших в плен, чтоб не выболтали тайны.

Я срочно назначил двоих конвоиров и отправил пленных к ротному. По телефону коротко доложил, как все произошло.

— Знаю, — весело сказал капитан Шахунов, — твой телефонист по ходу дела рассказывал. Молодец, Ковров, поздравляю, хорошо новый год начал!

Не успели мы поговорить, как вдали глухо бухнули орудия и снаряды, завывая все сильнее и сильнее, быстро понеслись в нашу сторону. Загрохотали взрывы один за другим. Высотка наша задрожала, как при сильнейшем землетрясении. Пыль сыпалась со стен блиндажа и сочилась между бревен наката. В траншею было несколько прямых попаданий. Но все обошлось, никого не задело.

Нас поздравляли по телефону — командир батальона и комиссар полка. Потом вдруг позвонили из штаба:

— С наступлением темноты лейтенанту Коврову прибыть к командиру полка.

Весь день я с волнением думал о предстоящей встрече с командиром полка подполковником Колдуновым. Знал — не ругать зовет, но все же робел, строгий он у нас. Начистился я, побрился, утюга не было, руками обмундирование поправлял да оглаживал.

Чуть смерклось, пошел со связным.

В штабной землянке резало глаза от непривычно яркого света, на столе горели самые настоящие лампы с пузатыми стеклами. Первый раз увидел Колдунова улыбающимся. Пожал он мне руку, сказал:

— Покажись, герой! Хорош! — и, обращаясь к начальнику штаба, предложил: — Вот вам командир взвода разведки. У него природная хватка, он понимает цену живому фашисту! Пойдете в разведчики, Ковров?

Я растерялся. Не ожидал такого предложения. Разведчики в моем понятии люди особенные, а я обыкновенный траншейный лейтенант.