Владимир Карпов - Обратной дороги нет

Считаю улицы. Моя — четырнадцатая. Чем глубже в город, тем крупнее дома. Многие сожжены или разрушены бомбежкой. Черные проемы окон смотрят угрюмо.

Пересек десятую улицу и вдруг с радостью читаю на угловом доме название нужной мне «штрассе». Значит, в пригороде я обсчитался на три улицы. Это не беда, главное, найдена та, что нужна.

Отыскал дом номер 27. Вхожу в чистый освещенный подъезд. Квартира на первом этаже. На всякий случай кладу руку в карман, на пистолет. Может, пока я шел, здешних разведчиков открыли и сейчас за дверью засада?

Негромко, чтобы не разбудить соседей, стучу в дверь. Через минуту женский голос спрашивает:

— Кто там?

Стараясь картавить, «под немца», говорю пароль:

— Я пришел от гауптман Беккер, он имеет для вас срочная работа.

Дверь отворяется, и женщина говорит мне отзыв:

— Во время войны всякая работа срочная.

Я вошел в коридор. Заперев дверь, хозяйка подает мне руку, говорит шепотом:

— Проходите в комнату, товарищ. — Ив сторону: — Коля, это он.

Только теперь я замечаю в конце коридорчика мужчину лет сорока. Он подходит, пожимает мне руку, представляется:

— Николай Маркович.

Я снимаю шинель, хочу повесить ее на вешалку, но хозяйка останавливает:!

— Здесь нельзя.

Она уносит шинель в комнату.

Мы садимся к столу, и я украдкой рассматриваю этих скромных, смелых людей. Сколько сил прилагает, наверное, гестапо, чтобы отыскать их! А они живут, работают, видятся с гестаповцами каждый день. Крепкие нужны нервы разведчику, чтобы вот так ходить день за днем по краю пропасти.

Николай Маркович весело смотрит на меня и говорит:

— Быстро добрались. Я думал, придете завтра.

— Спешил. Переждать до следующей ночи негде, обнаружат, да и холод собачий — окоченеешь.

— Надюша, — спохватился хозяин, — организуй-ка чаю и того-другого-прочего, промерз человек.

Хозяйка уходит на кухню, а мы сидим и не знаем, о чем говорить.

Ну как там, на Большой земле? — спрашивает Николай Маркович.

— Да так, вроде все в порядке, воюем.

Меня кормят и угощают «другим-прочим». Сразу становится тепло. Промерзшее тело расслабляется, и я впервые за все это время чувствую усталость.

Николай Маркович поднялся.

— Мне пора. А вы укладывайтесь спать. Набирайтесь сил. Вечером в обратный путь.

Он уходит на службу, а я ложусь спать. Слышу, как под окнами иногда топают немцы, до меня доносится их резкий говор. Далеко, по ту сторону фронта, командующий, занятый делами, порой, наверное, думает, принесу ли я чертежи. Если они ему так нужны — будет наступление, догадаться нетрудно. Это особая честь, когда доверяют такую строжайшую тайну. Случись со мной беда — ни за что не скажу, зачем сюда пришел. Пусть хоть на куски режут!

Чуть начало смеркаться, я собрался «домой». Фотопленку Надежда Васильевна зашила мне в воротник под петлицу. А подлинники лежат где-то в сейфах, под охраной часовых, и никто из гитлеровцев не подозревает, что копия их схемы обороны на пути в штаб Красной Армии.

Чтобы попасть сюда, мне понадобилось около семи часов. Если на возвращение уйдет столько же, то к двум часам ночи я могу быть у своих. Однако спешить сейчас нельзя. Переходить линию фронта придется попозже — часа в три ночи, когда часовые утомятся, хорошенько промерзнут и никто не будет слоняться по обороне.

Сложно преодолеть колючую проволоку: со мною теперь нет ни саперов, ни ножниц для бесшумной резки. Старого прохода я, конечно, не найду. Придется подкопать снизу или перелезть по колу. Оборвешься, порежешь руки, но с этим считаться не приходится, лишь бы выбраться.

Мы договорились, что Николай Маркович и Надежда Васильевна будут идти за мной по противоположной стороне улицы и проследят, как я выйду из города. Николай Маркович предупредил:

— Если с вами что-нибудь стрясется, мы ничем не сможем помочь. Вы понимаете, мы не имеем права…

Он говорит смущенно, боясь, чтоб я не принял это за трусость.

На прощанье мы выпили по стопке за удачу. Эта стопка, между прочим, сыграла очень важную роль. Но об этом позже.

Улицы были безлюдны. Редкие прохожие боязливо уступали мне дорогу, их пугала моя форма. Я шел не торопясь, пистолет — в кармане брюк, взведенный и готовый к действию в любой момент. На некотором расстоянии от меня — Николай Маркович и его жена, будто прогуливаются.

Так мы дошли до оживленной улицы — это, видно, была центральная. Поток людей меня несколько озадачил, я не пересекал такой людной улицы, когда шел утром. Но тут же я сообразил, что ранним утром все улицы одинаково пусты, а сейчас вечер — время прогулок.