Роберт Крафт: Икс-металл

— Которая приходилась вам родной теткой?

— Что-то в этом роде. Ну и поступил кочегаром на шедший в Японию пароход… Собственно говоря, неправды про себя я не говорил, мистер Шварц.

— Но не полную правду!

— Совершенно верно!

— Ну, вот видите!

— Ничего не вижу!

— А меня одолевают сомнения. Знаете, по какому поводу?

— Нет! Скажите, буду знать!

— Да вот относительно вашей этой экскурсии в глубь Австралии.

— Формулируйте эти ваши сомнения. Не думаете ли вы, что вся моя поездка была мистификацией?

— Н-нет, но…

— Успокойтесь: может быть, я не все сказал что думаю, но это, согласитесь, мое право. Но то, что я сказал, все это правда. Ведь у вас же имеется налицо доказательство?

— Какое?

— А привезенный мною кинжал и нож, выделанные из икс-металла. Уж не думаете ли вы, что это я самолично сфабриковал эти вещи?

— Ну, да, положим! А все же знаете ли…

— Стойте! Наконец вы припомните мой рассказ о вещах, найденных мною у трупа великана. Помните ли одну маленькую подробность?

— Какую?

— Я говорил же несколько раз, что на гребне шлема убитого великана я видел странную фигуру, изображение готовящегося прыгнуть на жертву крылатого тигра, типичнейшего бенгальского тигра! Помните?

— Ну, хорошо! Помню.

— Так вот, неужели вы думаете, мистер Шварц, что если бы я выдумал всю эту, вы совершенно правы, ужасно фантастическую историю со шляющимися в недрах Австралии гигантами в средневековом вооружении, у меня не хватило бы способности придумать для шлема великана иное, еще более фантастическое украшение, а не твердить, что на гребне сидела вычеканенная фигурка бенгальского тигра? Поверьте, я мог бы придумать нечто пофантастичнее! Нет, то, что я сказал, все это правда! И если мы только доберемся туда, куда мы идем, надеюсь, вы сами скоро убедитесь, что тут нет никакой мистификации. А есть что-то другое. Есть тайна. И пока я не разгадаю в чем дело, я не успокоюсь!

— Тайна изготовления нигилита?

— Ну, меня это менее всего интересует!

— Как? Ведь вам обещана премия в двести тысяч франков!..

— И потом пай завода в четверть миллиона фунтов стерлингов или шесть миллионов франков! — лениво усмехнулся Леонар. — Но ведь вы забыли, мой милый мистер Шварц, что я преблагополучно спустил уже добрых десять миллионов, и притом, уверяю вас, исключительно от скуки. И если я вернусь во Францию, то, очень может быть, узнаю, что за это время успели уже отправиться на тот свет еще какой-нибудь мой дядюшка или какая-нибудь благодетельная тетушка. Суть-то в том, что наш род, мистер Шварц, явно вымирает. Скоро, может быть, я останусь единственным представителем этого рода!.. А почему наш род вымирает, спрашиваю я вас? Не потому ли, что… что стало ужасно скучно жить на белом свете, что теперь, как говорится, Земля клином сошлась, нигде не отыщешь ничего решительно нового, вот разве в таких нелепейших местах, как у вас тут, в Австралии?!.

Дело, видите ли, в том, что этот наш род во все дни своего существования отличался любознательностью и был одержим духом бродяжничества. Когда-то моих предков очень заинтересовало, что делается во Франции, называвшейся тогда еще не Францией. Ну и они, мои предки, пришли во Францию откуда-то с Дальнего Севера. Их называли тогда попросту норманнами, что попросту означает, как вам известно, «северные люди». Ну, поселившись в том уголке Франции, который потом получил название Нормандии, те же мои любознательные и неугомонные предки все совались в разные места: лазили в Неаполь и в Сицилию, посещали вместе с крестоносцами Палестину, ненароком захватили Византию, завладели Англией. Впоследствии из Англии они не раз отправлялись узнавать, что делается в Америке, в Азии, — словом, проявляли исключительную любознательность и подвижность. Но теперь, собственно говоря, некуда уже двигаться: все исследовано, изучено, зарегистрировано, описано, сфотографировано. И потому моим предкам и их потомкам, право же, нечего делать на Земле, кроме как…

— Путешествовать в поисках икс-металлов или нигилита?..

— А может быть, и чего другого, дорогой мой мистер Шварц! — с загадочной улыбкой отозвался Леонар, раскуривая новую папиросу.

Об этом разговоре мне пришлось вспоминать впоследствии не раз, потому что только потом я понял все значение его, как только окончательно разобрался в том, что, собственно, такое представлял собой мой товарищ, месье Шарль Леонар…

Но вернемся к рассказу о нашем путешествии.