Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

Можете считать меня трусом, но я бы ни за что не рискнул делать татуировку в трущобах портового квартала Джорджтауна. Храбрость – или как еще назвать такую черту характера – Ника была просто поразительна.

Перебравшись на Тринидад, я провел несколько дней на этом райском острове перед возвращением в Каракас и оттуда в Майами. Погулял по горным лесам, посмотрел, как выползают из песка морские черепашата на залитых лунным светом пляжах, поплавал на каноэ по мангровым лагунам в поисках карликового муравьеда – зверушки настолько симпатичной, что ее местные названия во многих частях Южной Америки означают “маленький ангел”. Муравьеда я нашел всего одного, зато очковых кайманов было множество, и я заметил, что они несколько меньше материковых. Годом позже я узнал, что на соседнем острове Тобаго они еще мельче: взрослые самцы всего метр с четвертью в длину. Отыскав несколько кайманов с Тобаго в одном из американских зоопарков, я убедился, что они тоже

составляют свои “песни” из рева, шлепков головой и ультразвука. Постепенно мне удалось доказать, что взрослые самцы всех мелких крокодиловых способны издавать инфразвук по достижении длины в метр с четвертью. Это минимальная длина, позволяющая им подавать “честный сигнал” своей силы и мужественности. Действительно ли именно поэтому крокодиловых меньшего размера в наше время не бывает? Скорее всего, так оно и есть, но придумать более строгий метод проверки моей гипотезы мне так и не удалось.

Нет ничего лучше, чем увидеть знакомое лицо в чужой стране.

Молодой кайман жакаре

Я провел сентябрь в Майами, сдавая последние экзамены и работая над проектом диссертации. Пришлось снова пройтись по всем собранным наблюдениям, подсчитать результаты и подумать, что делать дальше.

У меня уже была информация о семи видах, и пока что предсказания моей базовой теории сбывались. Виды-“универсалы” часто включали в свои песни и рев, и шлепки. Виды-“специалисты”, жившие в больших реках и мангровых лагунах, пользовались в основном шлепками. Китайский аллигатор, обитающий в прудах и мелких озерах, часто ревел, но почти не шлепал головой. Разумеется, мне предстояло отыскать и другие виды, чем больше, тем лучше.

Результаты наблюдений за миссисипскими аллигаторами были смешанными. Как я и ожидал, те из них, что жили в небольших прудах, пользовались шлепками намного реже, чем те, что жили в больших реках и каналах. Но ревели те и другие одинаково часто. Кроме того, у наблюдаемых различий могло быть много разных причин, помимо размера водоемов.

Чтобы прояснить ситуацию, я собирался найти еще несколько популяций, живущих либо только в маленьких прудах, либо только в больших озерах и реках. Лучше всего было бы, если бы они располагались в шахматном порядке. Тогда я бы мог исключить альтернативные причины вроде длины светового дня, климата и так далее.

Я также решил, что необходимо провести похожее исследование где-то еще. Было слишком рискованно строить все доказательство теории на данных по миссисипскому аллигатору. Имелся другой вид крокодиловых, отвечавший моим требованиям: с большой областью распространения, многочисленный и способный жить практически в любом водоеме. Я знал, что работать с ним будет намного труднее. Это был нильский крокодил.

Помимо проверки “базовой теории”, я хотел найти ответ на другой вопрос. Пока было похоже, что я прав и состав “песен” зависит от мест обитания. Но каков механизм этой зависимости? Вариантов было два. Либо каждый аллигатор, прежде чем “запеть”, осматривает окрестности и решает, реветь ему или шлепать головой, либо сами аллигаторы ничего не решают, а подмеченные мной различия между популяциями – результат естественного отбора, по-разному действовавшего в разных местах.

Самым простым способом узнать, какая версия правильная, было бы поймать несколько десятков аллигаторов, живущих в маленьких “аллигаторовых дырах”, выпустить их в большие озера и посмотреть, начнут ли они шлепать головами чаще. Но это было технически неосуществимо по ряду причин.

Мне пришло в голову, что вместо перевозки животных из водоема в водоем я мог бы изменить размер водоемов, в которых они живут. Поначалу я пытался придумать какой-нибудь эксперимент с искусственными водохранилищами, а потом сообразил, что многие озера меняются в размере естественным путем, уменьшаясь во время засух и разливаясь после дождей. И тут я вспомнил про кайманов жакаре.