Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

К середине мая стало чувствоваться приближение сезона дождей. Каналы в заповеднике Локсахатчи настолько заросли кувшинками, что проталкивать по ним каяк удавалось с большим трудом. Между дыхательными корнями болотных кипарисов, словно черные сталагмиты тут и там торчавшими из воды, распустились огромные, призрачнобелые звезды болотных лилий. К вечеру над саванной клубились высоченные башни кучевых облаков, но дождя пока не пролилось ни капли. В северной части Эверглейдс, где из-за загрязненных удобрениями стоков с полей сахарного тростника вместо меч-травы росли непролазные камыши, начались пожары. Дым полз на восток и часто затягивал Майами; закаты стали необыкновенно яркими, но рассветы оставались чистыми, тихими и нежными, с туманами цвета розового перламутра.

Весна в том году выдалась чуть ли не самая сухая за всю недолгую историю Флориды. “Выдровое озеро” обмелело и исчезло совсем. Мои выдры слопали всех оставшихся раков и лягушек, раскурочили огромный пень на дне самого глубокого омута, чтобы добраться до прячущихся внутри водяных змей, и убежали в лес. Аллигаторам тоже пришлось уползти, оставив глубокие следы в липкой грязи. В тех озерах, где вода еще оставалась, аллигаторы скапливались, как сельди в бочке, и явно испытывали сильный стресс. Всего за две недели они убили в Южной Флориде трех человек. Два нападения особенно напугали местных жителей, потому что произошли довольно далеко от воды: одна жертва, молодая девушка, была схвачена аллигатором, когда бегала трусцой по гребню дамбы, а другая, пожилая женщина – когда поливала собственный сад. В то время считалось, что аллигаторы никогда не охотятся на суше; позже мне понадобилось два года исследований, чтобы доказать, что это опасное заблуждение.

Наконец начались дожди. Короткие, неистовые грозы прокатывались по равнинам, заливая пожары, оживляя растения, спасая изнывающих от жажды животных. Влажность воздуха подскочила, и полуденная жара стала совершенно невыносимой. Черные клубы гнуса – комаров, слепней, мошки и крошечных, почти невидимых мокрецов – окутали Эверглейдс и пожирали меня заживо. Только во время ливней становилось прохладнее, иногда настолько, что мне приходилось пережидать их по шею в теплой воде, укрывшись под перевернутым каяком.

Надувной каяк оказался одной из самых удачных в моей жизни покупок. Его можно было носить в рюкзаке, он проходил даже в самые узкие протоки, в нем было очень удобно спать, и он позволял бесшумно скользить через заросли, подбираясь к занятым сердечными делами аллигаторам на расстояние вытянутой руки.

Эверглейдс – не обычное болото. Это, по сути, очень медленная, совсем мелкая река шириной почти сто километров, заросшая меч-травой и постепенно несущая воду от озер Центральной Флориды к Мексиканскому заливу. В сухой сезон она в основном пересыхает, а когда начинаются дожди, далеко не сразу заполняется водой. Несмотря на ежедневные грозы, некоторые озера продолжали высыхать. Несколько раз я видел, как в почти высохших прудах, где рыбы было примерно столько же, сколько воды, аллигаторы охотились сообща: соберутся по нескольку десятков и всю ночь глотают одного сома за другим, пока не выловят всех.

Они перестали “танцевать” ночами и почти перестали реветь по утрам. Я часто видел их парами и изредка наблюдал ухаживание, но в основном смотреть больше было не на что. Пора было сделать перерыв и подумать, что предпринять дальше.

До следующего брачного сезона аллигаторов оставалось больше десяти месяцев. Начались летние каникулы, так что преподавать и ходить на лекции было не нужно. В Эверглейдс делать тоже стало нечего, хотя я все-таки проверял свои четыре “точки” раз в неделю, просто чтобы быть в курсе, что там происходит.

К концу мая самцы в основном бездельничали, отдыхая после двух месяцев бурных ночей, а некоторые самки уже строили гнезда – большие кучи сухих листьев и веток. Аллигаторы не высиживают яйца, а откладывают их в “инкубаторы” – гнездовые кучи, в которых источниками тепла служат солнце и гниющая растительность. Многие динозавры, возможно, делали то же самое. Иногда самка подолгу стоит над гнездом, то ли закрывая его от солнца, то ли увлажняя стекающей с боков водой, но никто пока не доказал, что аллигаторы специально регулируют температуру в гнезде. Обычно температура в разных гнездах несколько различается, и это очень важно. Дело в том, что пол развивающихся в яйцах зародышей определяется температурой инкубации: чем жарче в гнезде, тем больше вылупится самцов. У крокодилов все еще сложнее, потому что при совсем сильной жаре опять начинают получаться девочки. Но аллигаторы, в отличие от крокодилов, животные субтропические, а не тропические и очень сильную жару попросту не переносят. Эверглейдс – почти самое южное место, где водятся аллигаторы, поэтому и взрослые, и детеныши очень страдают от летнего зноя и медленнее растут. Каким образом у крокодиловых возникла такая странная система определения пола и как на ней скажется глобальное потепление климата, пока неизвестно.