Чарлз Робертс - В долинах Рингваака [Рыжий Лис]

Вместе с мучениями, которые испытывала природа, жестоко страдали все животные и птицы. Удушливая, мертвящая атмосфера до крайности напрягала им нервы. Их постоянно беспокоило смутное ощущение какой-то беды, идущей неведомо откуда. Они утратили интерес к обычным делам и занятиям. Они стали раздражительны, обидчивы, злы. Теперь уже не было того, чтобы каждый знал свое дело и не вмешивался в дела других, — нет, все старались заявить о себе, защитить и утвердить свои права, в результате среди зверей возникали частые и по существу беспричинные драки. Там, где недавно царили благоразумная терпимость и взаимное уважение прав, теперь разыгрывались кровавые битвы и потасовки. У многих животных это постоянное нервное напряжение выливалось в конце концов в некий вид сумасшедствия; они в ярости бросались на первого встречного, нападая часто на такого противника, одолеть которого у них не было ни малейшего шанса. Например, красноглазая норка, встретив медведя, угрюмо бредущего в поисках какой-нибудь бочаги в ручье, где можно было бы хоть немного смочить шкуру, вдруг в припадке безумной ярости впивается косолапому зубами в нос. Взбесившийся зверек висит на нежном носу медведя до тех пор, пока тот не расплющит его в лепешку и не изорвет на мелкие клочки. Затем разгневанный медведь, рыча от обиды, спешит к ручью и погружает свою кровоточащую морду в мокрый ил и тину, чтобы освободиться от яда и утихомирить боль. Медвежья кровь не очень восприимчива к яду бешеного животного, и скоро медведь чувствует себя не хуже, чем до этого странного нападения, но многие звери в подобном случае заразились бы наверняка.

Другой случай, свидетельствующий о распространении ужасной болезни среди лесных зверей, произошел в это время с Мальчиком. Стараясь не производить никакого шума, Мальчик шагал по старой обомшелой дороге и пристально вглядывался своими синими глазами в каждый темный угол, в каждый закоулок леса. Но вот он замер на месте: прямо к нему стремглав мчалась ласка, глаза ее горели, будто угли. Мальчик даже затаил дыхание, чтобы не шелохнуться, и с глубоким любопытством ждал, что будет делать этот желтый зверек. Прежде чем Мальчик отдал себе отчет в происшедшем, ласка была уже у его ног и, извиваясь, точно змея, скрежеща зубами, метнулась по его ноге вверх, в мгновение ока оказавшись почти у плеча. Ласка подбиралась уже к открытому горлу Мальчика, но тут он опомнился и ударом кулака сшиб ее наземь. Однако ласка молниеносно прыгнула снова на Мальчика, обнаружив при этом такую неукротимую злобу, что его добрая душа вдруг преисполнилась гнева. Мальчик снова ударил ласку, на этот раз со всей своей силой, и, как только ласка коснулась земли, наступил на нее. С диким удовлетворением, которое изумило его самого, он размозжил каблуком голову взбесившегося животного. Однако во всей этой истории было что-то жуткое, устрашающее, и на несколько дней Мальчик потерял интерес к блужданиям по лесу. Под зловещим дыханием засухи лесная глушь как бы утратила для него всю прелесть и заманчивость.

Однажды в жаркое утро, когда желтая жажда терзала землю уже в течение многих недель, Рыжий Лис, сидя в тени можжевельника, увидел, как на берег заглохшего ручья вскарабкалась крупная ондатра и, пересекая луг, побежала прямиком к лесу, где ни одной здравомыслящей ондатре совершенно нечего было делать. Лис долго глядел на эту ондатру, и его подозрения все возрастали. Ему не нравились эти звери, лишившиеся всякого разума и действующие вопреки тому, что диктовала им природа. Но лиса охватила настоящая тревога и гнев, когда, к его удивлению, самый крупный, самый упрямый и самый глупый лисенок из всего помета, выбравшись из норы, стал потихоньку красться по лугу, рассчитывая перехватить приближающуюся ондатру. Разумеется, лисенок соблюдал все предосторожности и старался не выдать себя, прячась за кустики высокой травы и прижимаясь животом к земле. Но ондатра заметила его; однако она не кинулась в панике назад, убегая к ручью, как это можно было бы ожидать, а, оскалив зубы, бросилась к лисенку.

Рыжий Лис уже знал, что ондатра бешеная и что даже один-единственный укус этого зверя будет для глупого лисенка роковым. Лис вскочил со своей лежки и стрелой помчался на луг, приближаясь к ондатре сбоку. И ондатра и глупый малыш так сверлили глазами друг друга, что даже не заметили появления лиса. Еще секунда — и они схватят друг друга за горло, и тогда лишь чудо может спасти лисенка, хотя он, несомненно, задушит ондатру в полминуты. Именно в этот миг лис взметнулся в стремительном, точном прыжке, и его челюсти неумолимо сомкнулись на затылке ондатры, прямо за ушами. Теперь у ондатры не было возможности ни укусить лиса, ни даже пискнуть. Лис нажал зубами, и шейные позвонки ондатры сразу лопнули. Бросив трепещущую жертву наземь, лис рысцой побежал к своему логовищу под можжевельником; добычу он предоставлял малышу, который, собственно, первым напал на ондатру. Но лисенок, раздраженный беспричинным, по его мнению, вмешательством отца, даже не притронулся к добыче. Он с мрачным видом направился в лес, а мертвая ондатра осталась лежать на солнцепеке; тотчас же около нее начали собираться муравьи и мухи.