Николай Непомнящий - 100 великих загадок природы

И ничего вроде общего нет, разве что общее небо, всех объединяющее. На это небо, лежа на земле, глядел Альберт, третий день проживая в гостях у сказки, и думал: на сколько времени ему растянуть свои припасы? Не объедать же ему листья с кустов, как это делают они. А главное, как удрать? Убить саскватча наповал, когда тот появится около него? Но остальные? Не навалится ли сзади на него хозяйка? Один удар ее тяжеленькой ручки… Вот ведь, вооружен до зубов и беспомощен – положение! Казалось бы, сейчас он один. Бери пожитки и уползай вверх по ручью – они туда за ним не влезут: ширина плеч у них чуть ли не метр. Но нет же! Эти существа умеют таинственно появляться ниоткуда. И тоже никуда исчезать.

В один из последующих дней Альберт сидел на спальнике, перебирал пищевые запасы, устанавливал рацион. Ясно одно: кофе можно не экономить. Он пересыпал остаток кофе в салфетку, спустился к ручью, пустой банкой зачерпнул воду, чтобы на спиртовке приготовить кофе. Вернулся – а у него гость!

Сидит на корточках около его вещей саскватч меньшой и с любопытством все осматривает. Когда подошел Альберт, он выпрыгнув, сделал отскок. Так же, как прыгает лягушка – с корточек. И остался сидеть поодаль – осмелел, не спрятался. Вот и у него в плечах – отмечал Альберт – с метр или чуть больше, не пролезет в туннель. А его наблюдатель сидел, скрестив ноги; согнутые колени лежали на земле. Он будто показывал Альберту подошвы ног: голые, кожистые, грязно-серого цвета и сплошные, как подушки на собачьих лапах. Только размеры – ого! И тут Альберт понял: отпечаток такой ноги будет похож на след от мокасина, если не отпечатаются пальцы. А они крючковатые и подвижные, большой палец умеет отходить в сторону.

Пришелец с жадным любопытством смотрел на спиртовку, на огонек и на банку, в которой варился пахучий кофе. «Придется с ним поделиться чем-нибудь», – подумал Альберт, вытащил из рюкзака пустую банку из-под тушенки и бросил ему. Тот вспрыгнул из сидячего положения упруго, как мяч, схватил банку, облизал ее изнутри и скрылся. Вернулся тотчас, таща за руку сестру.

«Ага, значит, и она поблизости, а я никого не заметил. Парень просит сувенир и для сестренки», – подумал Альберт и, допив кофе, сунул руку в рюкзак и вытащил банку с нюхательным табаком, – пеструю, расписную, нарядную, как пасхальное яичко. Высыпал остаток табака на землю, привстал и кинул молодой самке яркую вещичку. Она схватила ее, растянула безобразный рот, и Альберт – невозмутимый человек! – вздрогнул от неожиданности. Резкий внезапный звук!

Надо полагать, это был смех: она засмеялась. Альберту стало ее жаль: так смеялась бы идиотка. Пронзительный, вибрирующий звук. Он возник внезапно – из полной тишины – и внезапно закончился. Она скорчила несколько странных гримас: подергала выступающими челюстями. Взмахнула рукой, в которой всей горстью, кулаком, держала подарок, и исчезла. Лишь теперь Альберт понял – это был знак потрясшей ее радости.

Молодой саскватч тоже веселился. Вытянув вверх, как победный кубок, руку с пустой банкой, он карабкался по отвесной стене, цепляясь пальцами ног и пальцами одной руки. Вот так же, подумал Альберт, папаша этого молодца в ту ночь спускался, держась пальцами одной руки и пальцами ног, а в другой руке он нес не пустую банку, а добычу весом… Сколько весит он, плотный, тридцатилетний, с ружьем и запасом консервных банок?

В первый раз Альберт подумал не о том, как избавиться от своего сторожа, а о нем, о хозяине. С уважительным удивлением. Зачем он притащил его, Альберта, сюда? Из любопытства?

К тому дню, о котором пойдет речь, мистер Похититель уже три раза присутствовал при трапезе человека. На правах хозяина он садился довольно близко к Альберту и не только следил за всеми его движениями, не только подражал, как бы учась делать то же, но и дотрагивался до того или иного предмета.

В тот день оба самца сидели у костерка, зажженного Альбертом. Он заметил, что самки двигались вдали среди кустов, руками отрывали молодые побеги, рылись в земле, что-то вытаскивая – коренья? Казалось, хозяйка примирилась с его существованием, оставила его без внимания. За все время только раз пошла на него в наступление. Это было, когда все трое, ее дети и сам мистер, засиделись дольше обычного вокруг костерка. Их привлекало все: и огонь, и манера Альберта есть, и яркие банки, которые, опустошенные, доставались им. Альберт царственным жестом одаривал их по очереди.

У него оставались три пачки галет, четыре банки мясных консервов, по одной – рыбных и овощных и одна неначатая банка нюхательного табака.