Но всё оказалось намного сложнее. Когда классная руководительница, сухая и подозрительная Лидия Николаевна узнала об этом, она ударилась в панику.
– Нет, Ковальский, ты просто зазнался. С тобой везде носятся, как с писаной торбой, вот ты и возомнил… Это надо же? Вся программа рухнет. Там пять танцев с твоим участием.
– Не рухнет, возьмите Женьку Рязанова. Он вам что хотите станцует. И лучше меня.
– Ты что, смеешься надо мной? Он же вечерник, ему семнадцать.
– Ну и что?
– А честь класса? Ты же представляешь – на торжественном концерте весь наш класс.
– Ну и что?
– Как ты не понимаешь? Это же праздничный концерт, посвящённый дню Великой революции!
– Лидия Николаевна, не буду я выступать!
– Скажи причину.
– Мне разонравились танцы, – упирался Шурка.
– Ты не можешь так говорить. Ты не один и не вправе подводить коллектив.
Уговоры ни к чему не привели. На следующий день с утра Лидия Николаевна объявила Ковальскому, что его вызывает директор школы после первого урока. Шурку это не очень сильно напугало. Он уже понял, что так просто его не оставят в покое. Очень не хотелось ему, чтобы вызывали в школу родителей: отец всё равно не пойдёт, а маму жалко.
…Когда он вошёл в кабинет директора, Николай Николаевич – большой, грузный, со смешными длинными бровями, которые, как усы, торчали в разные стороны, – говорил по телефону. Когда закончил, сказал:
– Ну, как дела, народный артист?
Ковальский молчал.
– Ну, да, брат, – примирительно сказал директор, – я того, не остыл, не то говорю. Не обижайся. Что молчишь, садись вот на стул.
Шурка сел и подумал: «Он что, со всеми так? Тогда что же его все боятся? Он же умный и, по-моему, обо мне всё знает. И про Верочку – тоже».
Зазвонил телефон, но Николай Николаевич трубку не взял.
– Не дадут поговорить, понимаешь. Вот дела.
Ковальский следил краем глаза за всеми движениями хозяина кабинета. То, что тот не взял трубку, ему понравилось.
– Видишь ли, ты ещё молодой, – он сказал «молодой», а не «маленький» – это Шурка отметил. – Может, поймёшь попозже – нельзя так пренебрегать коллективом, только свой каприз лелеять. Это тебе будет в жизни мешать, понимаешь? Ты что, вообще не будешь танцевать больше?
– Буду, – ответил, не задумываясь, Шурка.
– Тогда в чём же дело?
Шурка помолчал и решился:
– Если вырасту нормально, хотя бы среднего роста – буду.
Николай Николаевич всё понял. Это Шурка увидел по его глазам. Они не улыбались. Они были задумчивыми.
– Для тебя это важно сейчас? – спросил он медленно.
– Очень! – сказал Ковальский, нисколько не робея.
– Да, это причина уважительная, брат. Но только ведь, скажу тебе прямо, рост – не самое главное для мужчины. В истории очень много было мужчин маленького роста, но великих – Наполеон, например, Пушкин! Понимаешь?
– Понимаю. Вырасту с Наполеона, потом посмотрим, что делать, – ответил Шурка.
Того, что случилось дальше, развязки такой, он не ожидал.
Николай Николаевич икнул после Шуркиных слов, завалился на стол всей своей громадиной и неожиданно тонким голосом заливисто начал смеяться.
Потом воскликнул:
– Ну, завидую я Лидии Николаевне, у неё такие ученики!
А она всё ноет. Вот баба проклятая. Вырасту с Наполеона… Неплохо! Неплохо!
Ковальский от этих слов несколько растерялся. Из уст директора такого он не ожидал.
– Александр, давай мировую с тобой заключим, а?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Паголенки – здесь: верхняя часть вязаного носка.
Кишеть – шевелиться, копошиться (когда много).
Гиль – чепуха.
Логунок – здесь: небольшой бочёнок.
Зажоры – скопление льда у берега.
Шалберничать – здесь: бездельничать.