Однако мой интерес к дельфинам остается еще не вполне удовлетворенным. Мне хотелось бы знать, различают ли они цвета. Они любят музыку, и мне хотелось бы знать, какую музыку они предпочитают и что именно их в ней привлекает – мелодия, гармония или ритм. Интересует меня и вопрос о том, насколько разумны киты. Билл Шевилл однажды проиграл мне чудесную запись того, как горбатый кит забавлялся с эхом в подводном каньоне у Багамских островов. Горбач ухнул «Мрумп!», и эхо ответило «мрумп». Горбач попробовал тоном выше, потом еще и еще, пока не достиг самой высокой доступной ему ноты. Эхо каждый раз отвечало. Покончив с самыми высокими «мрумп», горбач испробовал другие типы рева и хрипа, каждый раз дожидаясь эха. Затем в записи зазвучали отдаленные голоса других китов. Горбач откликнулся и уплыл. Так вот: животное, способное развлекаться подобным образом, не может не быть в какой-то степени разумным.
И еще меня интригуют прекрасные песни китов, которые записал Роджер Пейн, член Нью-йоркского зоологического общества. Это очень разнообразные, сложные и упорядоченные песни, которые длятся до девяти минут, а потом могут быть точно повторены с самого начала. Если наложить сонограмму первых девяти минут на сонограмму вторых девяти минут, они почти полностью совпадут. Насколько мне известно, их можно сравнить только с человеческой музыкой и с человеческими устными сказаниями, такими, как саги, веды, генеалогическая поэзия Полинезии. И мне очень хотелось бы знать, что означают песни китов и почему киты поют. Но искать ответы на эти загадки будут другие исследователи, не я.
Однако отсюда вовсе не следует, будто я разлюбила дельфинов. Их нельзя разлюбить. Однажды я присутствовала на конференции в Пойнт-Мугу, в которой принимали участие Ф. Вуд, Уильям Эванс, Скотт Джонсон, Карлтон Рей и многие другие известные ученые и знатоки моря. Все они имеют дело с китообразными чуть ли не каждый день. Вдруг кто-то крикнул, что в прибое прямо напротив наших окон играют дельфины, и, забыв про ученую дискуссию, мы все, словно дети, бросились наружу, чтобы посмотреть, как у берега катаются на гребнях волн афалины. Нет, пресытиться этим невозможно!
Работа в Парке дала нам очень много, и некоторые нашли для себя интересное дело именно благодаря тому, чему научились там. Боб Хауз стал президентом «Гавайской королевской авиалинии». Том Морриш возглавляет большую курортную компанию. Кен Норрис теперь профессор университета в Санта-Крус, он по-прежнему возглавляет и направляет программы научных исследований, консультирует другие организации и вдохновляет новое поколение студентов. Иногда мы работаем вместе. Я помогла ему создать океанариум для Гонконга. Было очень интересно придумывать представления с учетом местного колорита и многоязычности зрителей, да так, чтобы они могли получать полное удовольствие, даже не понимая лектора. Неужели вам не хотелось бы поглядеть, как морские львы играют под водой в маджонг? А утиные гонки? А дрессированных пеликанов, показывающих воздушные номера?
Наш ветеринар Эл Такаяма по-прежнему лечит моих кошек и собак. Криса и Гэри я потеряла из виду. Дотти Сэмсон вышла замуж за Говарда Болдуина, ученого, который помогал ей в работе с Поно. Позже они развелись, и Дотти, после того как она какое-то время преподавала в школе на Аляске и еще несколько раз меняла профессию, сейчас работает секретаршей у Тэпа. Джим Келли, поставлявший нам олушей, одно время был управляющим океанариума в Галвестоне, а теперь, как я слышала, стал летчиком какой-то авиакомпании. Ренди Льюис вышла замуж за Пета Куили, и они завели ранчо в Юте. Дэвид Элисиз дрессирует дельфинов для «Кахала-Хилтон», роскошного отеля в Гонолулу, и дважды в день выступает там со своими животными. Денни Калеикини по-прежнему остается первым конферансье Гонолулу, ведет собственную программу, знаменитую «Говорят Гавайи», и занимается еще всякой всячиной. Ингрид Кан, Керри Дженкинс, Диана Пью, Марли Бриз и Вэла Уолворк по-прежнему работают в парке «Жизнь моря». Леуа Калеколио вышла замуж за одного из научных сотрудников «Макаи-Рейндж». Время от времени я случайно где-нибудь ее встречаю, как и других наших «гавайских девушек».
Жорж Жильбер безвременно умер, оставив жену и трех маленьких дочерей, но я убеждена, что это была смерть, какую он выбрал бы для себя сам. Он умер от инсульта, возясь на палубе «Имуа» с только что пойманным вертуном. Этот вертун, названный Камае («печаль»), все еще участвует в представлениях в Бухте Китобойца.
Читать дальше