Сара Пеннипакер: Пакс

Пакс видел, что продвинуться дальше по этой ветке Игла уже не сможет. Скоро койот либо сдёрнет её с дерева, либо, потеряв терпение, вернётся к тому самому следу на земле, от которого она пыталась его увести. И она бросится за ним и будет драться, пока он не разорвёт её в клочья.

Сиди здесь! — приказал он Мелкому. И ринулся на поляну.

Питер изумлённо разглядывал пейзаж.

У северной стены старой фабрики росла берёза. Они с друзьями прозвали её Пиратским деревом, потому что осенью, когда листья делались ярко-жёлтыми, казалось, что она вся покрыта золотыми монетами. Однажды он привязал к ней Пакса — они тогда играли в войну, лисёнку это не нравилось, он мешал игре. Пиратское дерево и теперь было на месте, только с ветвей его свисали какие-то чёрные клочья. Всё остальное вокруг, кроме стен фабрики, стало неузнаваемым.

Все деревья, что росли внизу, в поле у реки, были вывернуты с корнем, разбросаны, раздроблены, расщеплены, трава вокруг выжжена, по берегу бродили вороны, подбирали мёртвых окуней, и раков, и черепашек, и лягушек — пировали.

Больнее всего было смотреть на воду. Когда он был здесь в последний раз и нырял, вода была чистой и искрящейся, так что он мог рассмотреть бледно-зелёные стебли тростника, радужные чешуйки форели и даже прозрачно-голубые сеточки стрекозьих крыльев над поверхностью. Он плыл будто сквозь жидкий алмаз.

Сейчас река была забита илом и перегорожена валунами, образовавшаяся запруда была грязно-бурого цвета. Широкая речная отмель сузилась вдвое. Полоски ила у берегов, спекшиеся в сухую глину, пахли смертью.

Война велась за выход к воде — и при взгляде на эту воду становилось ясно, что такое война. Питер вспомнил, как Вола однажды спросила, на чьей стороне воюет его отец.

Питер ответил, потрясённый тем, что ей вообще пришёл в голову этот вопрос, и добавил негодующе:

— Он воюет за правое дело!

— Мальчик, — произнесла Вола. — Маль-чик! — повторила она с нажимом, чтобы убедиться, что он её слышит. — Неужто ты думаешь, что в мировой истории был хотя бы один человек, который пошёл воевать за неправое дело?

Поднялся ветер и с завыванием понёсся по полю, вздымая пепел. Питер попытался представить, как он снова играет здесь. Пройдёт немало времени, прежде чем кому-то, хоть кому-нибудь, захочется тут играть.

Единственными живыми существами в поле зрения были бесшумно кружащие наверху стервятники. Всё вокруг было разорено — должно быть, они обжирались уже много дней. Питер наблюдал за ними, цепенея от этой скорбной сцены. Два стервятника вились над веткой тсуги у берега, видимо, решая, безопасно ли вернуться к трапезе, прерванной его появлением.

К трапезе, которой мог быть…

Питер страшился додумать эту мысль до конца, но и отбросить её он тоже не мог. Если Пакс был здесь, он, скорее всего, погиб. А если это так, стервятники укажут ему место.

Они кружили над тремя конкретными точками: одна была здесь, рядом, и ещё две — на другом берегу. Кружили медленно, лениво. Без всякой спешки. Их добыча никуда не убежит.

Питер сбросил с плеч рюкзак. Избавившись от тяжести, бросился к ветке тсуги — до неё было всего несколько шагов. Из-под ветки тянулось именно то, чего он боялся. Лисий хвост, с безошибочно узнаваемым белым кончиком. Питер приподнял его. Труп был уже обглодан стервятниками, но шкура осталась. Не рыжая. Нет, не рыжая — сероватая.

Не Пакс.

Питер судорожно вздохнул. От облегчения закружилась голова. Он спустился к реке, вошёл в воду. Когда вода была ему по пояс, костыли стали соскальзывать с покрытых склизкой грязью камней; он запустил их подальше на другой берег и нырнул. Впервые за почти две недели сломанная нога не мешала ему. Он плыл легко и уверенно.

Выбираться на берег оказалось труднее. Промокший и пропитанный грязью гипс весил, наверное, тонну и уже начал крошиться. Питер достал из кармана нож и кромсал гипс до тех пор, пока не освободил ногу. Она висела белая и безвольная, но отёк спал, и синяк почти прошёл.

Питер дополз до костылей и пристроил их под мышками. Выпрямившись в полный рост, он наконец увидел то, над чем кружило сразу несколько стервятников: труп оленя. Он вспомнил ту олениху, которую видел перед домом Волы: «Вы, люди. Губите всё» . И отвернулся.

И третья точка в поле, над которой кружил один-единственный стервятник — кружил низко, ярдах в двадцати над землёй. Питер направился к этой точке, стараясь ступать по выжженной траве — так было легче идти.