Александр Супин - Этот обыкновенный загадочный дельфин

Но, к сожалению, чем сложнее язык, тем труднее его расшифровать. До сих пор мы не можем похвастаться, что понимаем язык дельфинов; до этого еще очень далеко. Пока что идет долгая, кропотливая работа: тысячи, десятки тысяч отдельных сигналов, записанных на магнитофонную ленту, классифицируются и систематизируются. Нужно установить, с какой частотой употребляются те или иные сигналы, какие из них чаще всего объединяются друг с другом в некоторые типичные комбинации, как часто какой-то сигнал, условно назовем его «икс», следует за сигналом «игрек» (а ведь таких комбинаций неимоверное множество!), и как все это зависит от ситуаций, в которых употреблялись эти сигналы, и многое, многое другое. Трудоемкость такой работы просто невероятна. Но только путем такой кропотливой работы можно разобраться, как из отдельных сигналов строятся «слова» дельфиньего языка, из «слов» — «фразы» и т. д. Задача оказалась исключительно трудной, но тем она интересней: ведь трудность расшифровки языка как раз и свидетельствует о его сложности, а сложность языка — о больших возможностях. Так что пока — тер пение и работа, работа и терпение.

Как тут не позавидовать герою одного художественного кинофильма, который решил задачу общения с дельфинами просто и эффективно: он научил дельфинов говорить по-человечески. К сожалению, это воз можно лишь в кино. Даже если не обращать внимания на такой пустяк, что звукообразующие органы дельфина просто не приспособлены для воспроизведения звуков человеческой речи (так же, как и наша гортань не годится, чтобы издавать дельфиньи звуки), даже помимо этой «технической» трудности есть принципиальные сложности, не позволяющие надеяться на такое простое решение проблемы. Ведь человеческий язык тоже неимоверно сложен, наверняка намного более сложен, чем самый совершенный язык животных. И при этом человеческая речь и язык дельфинов настолько различны, что совершенно невозможно найти хоть какие-нибудь аналогии между принципами построения нашего и дельфиньего языка. Думаю, что нет ни малейшей надежды на возможность освоения языка людей дельфинами.

Были и более серьезные, чем в кино, попытки обучить дельфинов человечьему языку. В свое время такой работой занялся, например, американский ученый Дуайт Батто. Поскольку он все же был не «киношным», а настоящим ученым, он, по крайней мере, постарался с помощью специального технического устройства преобразовать звуки человеческой речи так, чтобы они как можно больше напоминали дельфиньи свисты — таким образом преодолевалось хотя бы элементарное физическое несходство между человеческими и дельфиньими звуками. Слова человеческой речи тоже подбирались с умом. За основу был взят гавайский язык — во-первых, потому, что дело происходило на Гавайях, а главным об разом потому, что гавайские слова очень просты по структуре: они содержат относительно большое количество гласных звуков, которые легко преобразовать в свисты, и состоят из простых коротких слогов; каждый слог складывается либо только из одной буквы — глас ной, либо из двух — согласной и гласной; при этом самих-то букв всего-навсего двенадцать: пять гласных и семь согласных. Так что было сделано, казалось бы, все, чтобы дельфины могли хотя бы внятно расслышать, что говорят им люди, а расслышав, может быть, и понять хоть что-нибудь.

И все равно желаемого результата не получилось. То есть дельфины прекрасно обучались, например, по команде «направо» поворачивать направо, по команде «вперед» проплывать сквозь обруч, а по команде «толк ни» толкать ластом мяч (вы понимаете, конечно, что на самом деле эти команды звучали совсем не так, как по-русски, но смысл им придавался именно такой). Но ведь способность к такому обучению еще вовсе не означает, что дельфин понимает речь: точно так же его можно обучить тем же действиям в ответ на свисток или взмах руки. Надежда была на то, что если из таких слов составить какую-нибудь простую фразу, то животное ее поймет и поступит соответственно ее смыслу. Например, если сказать дельфину «толкни» — «вперед», то вы полнит ли он оба действия подряд? Оказалось, нет. Услышав первую команду, дельфин усердно ее выполнял, а на последующие не обращал никакого внимания. То есть звуки, которые слышал, он никак не хотел воспринимать как слова, элементы языка; для него это было просто несколько разных звуков и ничего больше.

А собственно, почему должно быть иначе? Кто сказал, что «фразы» дельфиньего языка строятся по тем же правилам, что и человеческого? Скорее всего, следовало ожидать как раз обратного: слишком уж велико различие между дельфиньим и любым из человеческих языков, будь то гавайский, русский или английский. А может быть, именно гавайский язык и оказался, вопреки ожиданиям, не слишком подходящим. К примеру, когда мне довелось несколько месяцев проработать на Гавайях, я очень долго никак не мог запомнить местные названия улиц и других мест именно из-за непривычной монотонности следующих друг за другом однотипных слогов: Ка-ме-ха-ме-ха, Ка-ла-ни-а-на-о-ле, Ва-и-а-ну-е-ну-е, Ка-ху-а-па-а-ни. Прочитали? А теперь отвернитесь и попробуйте повторить. Получилось? У меня долго не получалось. Если бы я участвовал в экспериментах Батто в качестве испытуемого, то еще большой вопрос обнаружилась ли бы у меня способность к пониманию речи. Но ведь эту книжку сумел же я как-то написать. Так что все не так просто. То есть попробовать, конечно, стоило, в этом Батто был совершенно прав — вдруг да повезет, и дельфин поймет нас. Но если не понял это еще не повод для разочарования, а вполне ожидаемый результат.