Они смотрели друг на друга несколько минут. Затем Единственный медленно поднял одну из своих задних ног и почесал себе за ухом. При виде такого добродушного поведения зверя Тимменс почувствовал глубокое облегчение.
«Волк находится, должно быть, в хорошем настроении, — подумал он, — иначе ему и в голову не пришло бы чесать себе за ухом. А может быть, он полагает, что я очень плотно засыпан и могу подождать, как старая выброшенная кость?»
Единственный вдруг встал, потянулся, громко зевнул, подошел ближе и снова сел, склонив голову на один бок и как бы вежливо говоря:
«Давайте познакомимся».
«Нет, право, никогда еще не видел я волка в таком прекрасном расположении духа! — подумал Тимменс. — Не попробовать ли заговорить с ним по–свойски?»
— Проваливай к черту! — громко крикнул он.
Зверь склонил голову на другой бок и вопросительно взглянул на него. Ведь таким же повелительным голосом говорил с ним и Томми, хотя слова были для него новые. Он понял только, что от него чего–то требовали, но чего именно — не знал. Голос ему понравился: он напоминал голос Томми. Нравился ему и запах домотканой рубахи Тимменса. Он также напоминал запах Томми. Единственный вдруг заволновался, и ему захотелось понравиться незнакомцу. Но чего же тот требовал от него? Волк слегка приподнялся и оглянулся кругом, надеясь сообразить, чего от него хотят. Он повернул голову, и Тимменс увидел на звере толстый кожаный ошейник, наполовину скрытый густой шерстью.
— Провались я на этом месте, — пробормотал Тимменс, — если это не убежавший откуда–то ручной волк!
С этими словами он сел, высвободился из–под земли и щебня, и, убедившись, что ноги и руки его целы, встал. На мгновение вся освещенная солнцем страна завертелась и поплыла мимо него. Только теперь Тимменс почувствовал, что все его тело избито и болит. Тем не менее он удержался на ногах. Он увидел, что волк смотрел на него недоверчиво, но в то же время дружелюбно, — как собака, которая желает познакомиться. Он стоял, размышляя, и вдруг вспомнил, что он где–то читал о большом пожаре, который случился в большом зверинце Силлаби и Гопкинса. Он решил, что незнакомец — один из бежавших во время несчастья зверей.
— Пойди сюда, сэр! Пойди сюда, волк! — сказал он ласково, протягивая животному руку.
«Волк!» Этот звук был знаком Единственному. Медленно махая хвостом, он подошел к человеку и в ожидании ласки просунул свою большую голову под руку Тимменса. Ему нравилась, конечно, свобода, но он начинал чувствовать себя одиноким. Тимменс хорошо понимал животных. В голосе его чувствовалась доброта и сознание своей власти. Прикосновение руки его было нежное, но в то же время твердое и решительное. Единственный понял, что этому человеку следует повиноваться, как Томми. Когда новый хозяин приказал волку лечь, он тотчас же повиновался и покорно лежал до тех пор, пока Тимменс стряхивал сор со своих волос и с сапог, вытирал листьями окровавленные руки и собирал разбросанные капканы и ружье. Затем он вынул из кармана большие завернутые в газету бутерброды со свининой и предложил один из них своему странному товарищу. Единственный не хотел есть, так как желудок его был набит прекрасной бараниной, но, считая, вероятно, невежливым отказываться, он проглотил угощение. Тимменс вытащил стальную цепь, прикрепил ее к ошейнику Единственного и, сказав: «Идем», направился домой. Волк последовал за ним.
Грудь Тимменса вздымалась от волнения. Что значила потеря одной собаки и полдюжины каких–то овец в сравнении с таким чудным пленником, которого, можно сказать, взял голыми руками! Он не мог не признаться, конечно, что своим торжеством он был обязан какому–то сходству своему с прежним хозяином волка. Некоторую тревогу он чувствовал лишь при мысли о том, как поведет себя зверь, когда придет в поселок. Пока животное это было кротко, как ягненок, но Тимменс не забыл судьбы собаки Джо Андерсона, и в душе его возникли сомнения. Он осмотрел цепь и ошейник Единственного и, к своему удовольствию, убедился, что все было очень, прочно.
День склонялся к вечеру, когда Тимменс и волк вышли из лесной чащи на покрытое пнями пастбище перед поселком. И здесь, когда они шли по лугу, принадлежавшему Биллю Смиту, с ними случилось удивительное происшествие.
Всю свою жизнь привык Тимменс иметь дело с быками, и смирными и злыми. И никогда еще не бывало, чтобы хоть один из них на него набрасывался. Несмотря на это, он нисколько не был удивлен, когда из–за чащи тополей выскочил вдруг рыжий с белой мордой бык Смита и, наставив вперед широкие рога, бросился на человека. Тимменс вспомнил, что этот бык, известный своим злобным нравом, был приставлен к стаду Смита, чтобы защищать его от нападения. Вокруг не было ни одного дерева, за которым можно было бы укрыться. Нигде не видно было ни одной палки. А пристрелить такого ценного породистого быка Тимменс не решался.
Читать дальше