Сай Монтгомери - Душа осьминога. Тайны сознания удивительного существа

После этой встречи осьминоги словно распахнули перед нами двери в свой таинственный мир. В следующие два дня мы увидели на том же участке еще трех осьминогов. В общей сложности на пяти участках наша команда насчитала восемнадцать особей, собрала 244 раковины и панциря и 106 различных останков животных рядом с осьминожьими логовами, а также идентифицировала 41 вид животных, которые входят в рацион местных осьминогов. Наше исследование обеспечило достаточно данных для того, чтобы Дженнифер, Дэвид и Татьяна благополучно засели за них на несколько месяцев.

Но для меня главным подарком этой экспедиции стала наша совместная прогулка с дерзкой пираткой с откушенными руками. Дэвид полностью согласен с тем, что нам несказанно повезло. «Это был лучший контакт с осьминогом за всю мою жизнь», — торжественно заявил он. Согласитесь, эти слова много значат из уст человека, который вот уже девятнадцать лет изучает осьминогов в дикой природе и неволе.

Итак, моя мечта поплавать с диким осьминогом в океане наконец-то сбылась. Но самый драгоценный опыт от общения с этими удивительными животными все еще ждал меня впереди. Им стала для меня одна из последних встреч с Октавией в конце апреля, на закате ее жизни.

После переселения в бочку Октавия стала очень спокойной. Она не искала яйца. И не пыталась перегрызть сетку. Карма также была в восторге от нового жилища. Поначалу она робела и не хотела вылезать из бочки, так что Биллу пришлось вытягивать ее оттуда за руку. Но оказавшись в просторном аквариуме, она немедленно принялась его изучать. Она стала багровой от возбуждения, а ее щупальца и перепонки трепетали, как знамя на ветру.

Билл принял правильное решение. Хотя неустанная забота о яйцах на протяжении многих месяцев была для Октавии значимым, полным смысла ритуалом, в какой-то момент это перестало приносить ей удовлетворение. Дикий осьминог, заботящийся об оплодотворенных яйцах, или птица, высиживающая яйца в гнезде, вознаграждаются сигналами о том, что их яйца живы и эмбрионы успешно развиваются. Матери-птицы обмениваются со своими птенцами щебетом и писком, когда те еще находятся в яйце; матери-осьминоги видят темные глазки детенышей и чувствуют, как они двигаются внутри яиц. Но у Октавии не было такой обратной связи. Возможно, сам вид яиц побуждал ее заботиться о них подобно тому, как мать-орангутан продолжает заботиться о мертвом детеныше и даже вычесывать его еще много дней после его смерти или как некоторые собаки отказываются покидать тело умершего любимого человека. Возможно, теперь, когда ее яиц больше нет, над Октавией перестала довлеть необходимость исполнять обязанность, которую она все больше считала бессмысленной, и она наконец-то, могла отдохнуть.

Переселение Октавии в бочку стало неожиданным подарком и для всех нас. С июня, когда она отложила яйца, мы все были уверены в том, что никогда больше к ней не прикоснемся. Она будет охранять яйца до конца своей жизни и совершенно про нас забудет. Но, может быть, теперь, в отсутствии яиц, она вспомнит нас и приплывет попрощаться?

Когда мы с Уилсоном приезжаем в океанариум в следующую среду, я узнаю, что все это время Октавия почти не двигалась. Она сидит на одном и том же месте в бочке, спрятав опухший левый глаз под двумя руками. Все последние недели ее аппетит неуклонно снижался, хотя Билл и пытается соблазнить ее разными деликатесами: в пятницу он угостил ее живым крабом с удаленными клешнями, чтобы он не мог ее поранить. В воскресенье она съела несколько креветок, но в понедельник и вторник отказалась от еды.

Впервые я страшусь встречи со своим старым другом. Все эти месяцы я видела ее только через стекло, при слабом освещении. Теперь же впервые за год я снова смогу увидеть ее вблизи. Я боюсь увидеть ее мутные распухшие глаза, ее истонченную, разрушающуюся кожу. Я боюсь увидеть ее дряхлой, инертной и печальной.

Но я все равно мечтаю об этой встрече. Мы не прикасались друг к другу с июня прошлого года, когда она отложила яйца. Я не знаю, узнавала ли она мой образ, когда я наблюдала за ней через стекло аквариума, или же она не различала его в бесконечной череде незнакомых лиц. Понимала ли Октавия, что та, кто наблюдала за ее заботой о потомстве, и та, что за много месяцев до этого кормила и гладила ее, — один и тот же человек?

Криста и Брендан ждут, когда мы с Уилсоном открутим крышку. Октавия, свернув руки в змеиные кольца, спокойно сидит на дне. Она окрашена в коричневато-бордовый цвет. Мы не видим ее опухшего левого глаза, а правый чудесным образом кажется совершенно нормальным, и его широкий зрачок внимательно смотрит на нас. Уилсон начинает водить по воде кальмаром, пытаясь соблазнить Октавию его вкусом и ароматом. Через двадцать секунд она всплывает, зависает недалеко от поверхности и переворачивается головой вниз, показывая нам свои перламутровые присоски. Уилсон погружает руку в холодную воду и кладет кальмара на крупные присоски возле ее рта. Она принимает подношение. Мы все опускаем руки в воду, предлагая Октавии поздороваться с нами. Вспомнит ли она нас?