Гавриил Колесов - Внук охотника

Каждый вечер, после возвращения с охоты, Мичил должен принести воды из родника, до которого довольно-таки далеко. Туда и обратно его сопровождает кашляющий согбенный бродяжка, к которому те двое не обращаются иначе, как только лишь «Экчээле».

Каждый вечер… Мичил должен принести воды из родника…

Вчера бродяжка вдруг начал приставать с расспросами.

— Ты, видать, школьник. Наверное, и газеты читал. Может быть, и радио слушал. А мы тут очень давно промышляем. Забыли когда и на людях были. Расскажи-ка, как там сейчас дела. Что в колхозе? Что на фронте?

Мичил обрадовался этим расспросам. Самым подробным образом стал рассказывать, что сейчас происходит на белом свете. Что в колхозе сейчас очень трудно. Остались женщины, старики да ребята. Но все работают. Все планы выполняют. Сейчас все для фронта. Все для победы. Фашисты почти до самой Москвы поначалу дошли. Но им как дали! Как дали! Сейчас фашисты далеко от Москвы. Их колотят. Но война еще идет нелегкая.

Экчээле (на самом деле его звали Николай) стал задавать хитрые вопросы. Все ли, мол, ушли на фронт? И нет ли таких мужиков, которые от фронта скрылись? И как поступают, если такой мужик одумается да придет с повинной.

Мичил понял, что от его ответов на эти хитрые вопросы многое зависит. Но что сказать? Он ничего не знал о дезертирах, креме того, что эти мерзкие людишки боятся идти на войну.

Сделав вид, что совсем не понимает, зачем и почему начал этот разговор Николай, Мичил принялся рассказывать, что молодых да сильных строго судят. И отправляют на фронт искупать свою вину. А если больной, ему присуждают принудительные работы в своем же колхозе.

— О! — вскричал Николай. — В своем же колхозе? И ты правду говоришь? Ты не обманываешь меня, парень?

Мичил стал убеждать, что говорит правду, и всю дорогу назад рассказывал о жизни, которая идет сейчас где-то там, за горами, за лесами. Рассказывал о колхозе (придумывать ничего не надо было — знал по письмам, как живут земляки). Рассказывал, как сейчас возвращаются с фронта раненые. И как все убеждены, что скоро будет победа. И тогда все вернутся домой. Придет с войны старший брат.

Николай схватил его за плечи и, бросая испуганные взгляды в сторону землянки, к которой они подошли, зашептал:

— Тукаам, ты не рассказывай об этом нашим. И будто мы с тобой ни о чем не говорили. Слышишь — ни о чем! И если начнут тебя расспрашивать о войне, говори: «Ничего не знаю».

Этот разговор словно связал их общей тайной. Мичилу казалось, что они с Николаем составили заговор против тех, двоих. Но время от времени на него нападала страшная робость, почти испуг: «А если этот Николай просто хочет выведать мои мысли и планы?»

Сегодня, когда вернулись с охоты и когда те двое унесли в ледник убитых зайцев, Николай схватил берестяные ведра и, оттащив их в кусты, вылил воду. Когда же Бородатый и Кривая рожа вернулись, он засуетился виновато:

— Водишки-то не осталось. Чаишко-то как вскипятить? Сходить надо за водишкой-то.

— Как же, как же, — важно ответил Бородатый, державшийся все время главарем. — Вода — дело ваше. Давайте идите за водой. Пока мы тут мясо приготовим да печь растопим, чтобы вода уже была.

Только землянка скрылась за кустами, Николай опять подступил с расспросами. Мичил решил: «Если даже он хочет все у меня выведать — пусть. Все равно уж! Если пропадать, то раньше или позже, какая разница». И он опять стал рассказывать обо всем обстоятельно. И опять, когда зашел разговор о дезертирах, сказал, что знает одного больного мужика. Работает он в своем колхозе, на принудительных работах.

— Ты не обманываешь? — Голос Николая дрожал от волнения. Глаза, всегда печальные и тусклые, сейчас блестели радостью. Даже на лице, пепельно-сером, заиграл румянец.

У родника (здесь из скалы била струя хрустально-прозрачной воды) Николай снова ссутулился и, втянув голову в плечи, пустым, бессмысленным взглядом уставился в ведро, которое быстро наполнялось. Когда вода хлынула через край, шум будто встряхнул бродяжку. Убрав ведро из-под струи, Николай поставил его на плоский камень и опять забылся, глядя на свое отражение, вытягивавшееся в ведре, где вода еще не успокоилась. Худое, длинное лицо, смотревшее потерянным, пустым взглядом из воды, вдруг будто напугало его. Николай подскочил к Мичилу и, впившись костлявыми пальцами в плечи парня, повернул его к себе лицом. Округлившиеся глаза Экчээле были неимоверно широкими, а зрачки такими огромными, что походили на ружейные стволы, если вдруг их наведут на тебя.