Как известно, мех не растет на деревьях. Он растет на живых животных, которые рождаются и умирают только с одной целью, определенной для них человеком, – стать шубой.
Однажды я поняла, что у жителей нашей страны существует серьезный пробел в знаниях на эту тему. Меня осенило после диалога в инстаграме под моим видео с лисами на свободном выгуле. Я рассказывала про норы, и в комментариях одна женщина написала, что норки роют потому, что лисичкам так привычнее. Мне пришлось возразить, что привычек таких у лис со зверофермы как раз нет, что и доказывает поведение наших животных, для которых рытье нор оказалось очень непопулярным занятием. И в ответ услышала: «Спасибо за разъяснение, да, там ( в смысле, на моем видео. – Д. П .) действительно есть ограждение, наверное, это и есть звероферма».
Я, конечно, почувствовала прилив ярости, но очень корректно написала, что мы как раз и спасаем животных со звероферм.
И поняла, насколько люди не в теме. Нет, они, разумеется, знают, что мех не растет на деревьях. Но, вероятно, многие пребывают в иллюзиях, что перед тем как стать вещью, лисички и песцы мирно пасутся в полувольных условиях, вкусно едят, плавают в построенных для них прудиках, но… Но звероферма – это совсем не так.
На фермах животные содержатся в шедах. Клетки по метру в каждую сторону стоят в два ряда, одна клетка – одна лиса. Через железную перегородку – следующая клетка.
Животные не выходят из клеток никогда. Под лапами у них решетка, чтобы экскременты падали на землю. Из-за такого содержания у всех зверей, которым посчастливилось быть спасенными, пясти лап провалены, суставы слабые. Если удается выкупить животное в молодом возрасте, даже совсем щенком, то слабые лапы исправить можно правильной диетой и, конечно же, движениями. У взрослых животных, достигших восьмимесячного возраста, или у тех, кто несколько лет провел на ферме производителем потомства, лапы исправить практически нереально.
В нашей стране разработан ГОСТ по организации звероферм, а также опубликовано множество научных статей, в которых указано, что лучше держать животных в полутьме, поскольку это благотворно влияет на мех. Потому шеды построены так, что козырек спускается достаточно низко, а солнечный свет редко попадает в ряды клеток.
С двух и до восьми месяцев пушные звери живут на решетке и никогда не ходят по земле. Кормят их смесью мясокостной муки с примесью добавок (например, гормональных) для улучшения качества меха. Ни о каком видоспецифичном питании речи, конечно же, не идет, более того, звери на фермах вообще не едят твердую пищу никогда. Их зубы и челюсти не работают во время разделывания кусков, ведь мяса они не получают, только полужидкое питание, которое наливают в миску на барабане, даже не открывая дверь клетки. Вот почему многие спасенные со звероферм животные живут недолго – у них уже к годовалому возрасту отказывает печень.
По достижении максимального размера (в восемь месяцев) их забивают. Никто в нашей стране шкуры живьем с животных не сдирает. Забой происходит посредством дитилина – укола с обездвиживающим веществом. Смерть от удушья наступает не мгновенно.
Все, кто носит мех и считает, что «их специально для этого выращивают»… Носите! Только без иллюзий, что на вашу шубу животные выращиваются в условиях, отличающихся от тех, которые я описала. В нашей стране пушных зверей содержат только так, это не считается жестоким обращением с животными, все согласно нормативам…
Всему есть своя цена. Шубе – такая, а вовсе не деньги.
Я никогда не думала, что стану спасать лис. Всегда мечтала помогать собакам и сильно удивилась бы, если бы вдруг встретила Дашу из будущего с такой вот новостью.
А получилось все вот как.
Однажды волонтера Олесю нужно было выручить с пристройством – животное было хронически больным, такие вообще свои семьи могут до старости искать. И я решила, что могу помочь, предложив место в нашей семейке. Мы не были знакомы с Олесей, но после этого пристройства, обсудив множество разных тем и почувствовав, что обе на одной волне, мы крепко подружились. И вот как-то в одном из наших разговоров промелькнуло «… и мои лисы». Я переспрашиваю: «Что, прости? Лисы?»
А Леся как ни в чем не бывало продолжает: «Ну да, у меня же спасенные со зверофермы лисы еще живут». Как само собой разумеющееся обычное дело – лисы, что уж тут особенного!
Я давай ее расспрашивать про лис и спасение с ферм, живо заинтересовалась темой, потому что, сами понимаете, – необычное и новое всегда порождает много эмоций и желание разузнать подробности.
Читать дальше