Дарья Пушкарева - Хвостатые истории [Советы по воспитанию собак, лисиц, песцов и других животных] [litres]

Итак, Китри была дома, рядом и виляла. Спустя очень счастливую домашнюю неделю, ради которой я быстро научилась ухаживать за центральным венозным катетером, мы вернулись в стационар, а оттуда в скором времени – снова домой, но на этот раз потому, что больше никто даже в лучшей клинике Москвы уже не мог ничего сделать для Китри. Но мы не опустили руки, а обратились к другому доктору, который, как оказалось, знал про нас уже полтора месяца, но, поскольку собака наблюдалась в другом стационаре, он не мог участвовать в лечебном процессе – профессиональная этика.

И вот как раз этот доктор помог нам: он нашел подходящие вены, сделал еще один диализ, и хвост вилял, Китри ела, настроение у нее было бодрым. Кстати! Во время долгих диализов доктор играл ей на гитаре – мне прислали видео. Эта собака вдохновляла всех и собирала вокруг себя самых лучших людей.

Но я всегда помнила, что рано или поздно – в нашем случае, довольно рано – закончатся вены, а с ними закончатся диализы, позволяющие Китри полноценно жить. И тогда все закончится. Именно поэтому мы продолжали жить одним днем. День виляем – и хорошо.

Китри стала первой собакой, которая жила на аппарате под названием «искусственная почка». Не лечилась, а именно жила, как живут на диализе люди в ожидании трансплантации, но только собакам почку не пересаживают.

Во-первых, у собак, в отличие от кошек и людей, донорские органы не приживаются; во‑вторых, собаки пока не умеют подписывать согласие на изъятие у них донорского органа, потому этическая проблема стоит очень остро.

И вот ровно в середине весны, после пятимесячной борьбы, мы забрали ее домой насовсем. Китри – та самая собака, которая хотела жить с неумолимой силой, вопреки всему, и она даже в тяжелой болезни не могла и не хотела просто лежать пластом. Сама я тайком мечтала, чтобы Китри дожила до момента, когда первая сочная трава повыползет из коричневой земли, и очень хотелось солнца, под которым так приятно мять эту свежесть лапами. Дожили! Правда, с солнцем тогда вышла напряженка, оно капризничало и пряталось, а потом и вовсе пошли дожди, но походить, посидеть и полежать на свежей травке мы успели.

19 апреля 2017 года Китри решила, что сделала для этого мира все, что хотела, и тихо ушла во сне. Удивительная собака, которая примером своей мужественной борьбы за жизнь спасла многих, многих, многих других. Которая до своей болезни жила так ярко и излучала такую ауру радости и счастья вокруг себя, что мгновенно пробиралась в сердце каждому, даже через интернет. Все знали Китри. Все говорили – идеальная собака. А заболев, Китри стала символом борьбы за каждый счастливый день, и благодаря ей сейчас живут те, которых не отпустили и не усыпили в пограничный момент между жизнью и смертью, потому что люди, спасавшие этих собак, говорили: «Пока мы не знали Китри, мы не знали, как нужно бороться, но теперь знаем».

Я сделала большое видео про ее жизнь у нас. В нем было все – брусочки, пуллеры, много снега и травы, солнца, водяных брызг. В нем есть моменты, когда Китри работала оператором на камере GoPro , и замедленная съемка ее потрясающих прыжков вверх. Есть про стройку и Пашу, про вилючий хвост, и про фрикадельки, и про то, как доктор играл ей ночами на гитаре, пока Китри лежала на диализе. И мне кажется, более насыщенных дней для собаки не придумать. Я счастлива, что мы получили столько месяцев «сверх», месяцы бесконечной борьбы – но и огромной радости каждому дню.

Китри даже спасла собак из другой страны, сама того не зная. Пока она лежала на диализе – пока аппарат выводил отходы из организма, которые уже не могли вывести умирающие почки, она спасла… нашего Кутберта.

Именно в тот мучительный для себя период я получила письмо на турецком языке. Я ничего не поняла, но, открыв фотографию, увидела собаку, очень похожую на Китри, очевидно, в каком-то приюте. Выглядела собака плохо, и мне показалось, что ей очень нужна помощь.

В своих предположениях я оказалась права. Конечно, мы вытащили его (мальчик оказался) оттуда, но было нелегко – пес действительно сидел в турецком городском приюте, с которым не нашлось прямых связей и знакомств, а деньги на сборы и перелет мы собирали всем миром, потому что каждый, кто переживал за Китри, хотел поддержать и его, такого похожего и уже такого родного.

Песика я тогда уже называла Китриным братом, слишком он походил на нее – ну, и в честь своей спасительницы, с которой он, впрочем, познакомиться не успел. А по правилу «новая жизнь – новое имя» он стал зваться Кутберт, сокращенно Кутя (Китри мы сокращенно называли Котей).