Карли Соросяк - Меня зовут Космо

Старший брат . Я осознал, насколько же это огромная ответственность, лишь когда Макс приоткрыл глазки; они были немного остекленевшими, и в них виднелось что-то, что я могу описать лишь как восхищение. Он был идеален. Я тут же его полюбил.

Да. Да, я готов.

Я ответил коротким, но многозначительным «гав» . Дэвид взял одну из ручек Макса и разгладил спутавшуюся шерсть на моём загривке — сам он обычно так не делал. Я решил, что мы в этот момент заключили договор: я буду защищать Макса, а Дэвид за это будет меня любить. В этот момент мы по-настоящему стали семьёй.

За двенадцать лет жизни я узнал интересное слово — doggedly [1] Игра слов: Doggedly (англ.) [дóггедли] — т. е. упрямо, упорно. Но первая часть слова в английском языке — дог — по звучанию совпадает со словом «собака» (dog). . Оно означает «настойчиво и изо всех сил». Люди списывают это на собачье упрямство — мы отказываемся отдавать палки, которые так приятно жевать, упираемся на пороге, когда на улице дождь. Но на самом деле мы так проявляем любовь — всем сердцем, вне зависимости от обстоятельств.

Я поклялся защищать Макса — и всю свою семью — с истинно собачьим упрямством, доггедли , до конца своей жизни.

Утром после Хеллоуина Макс встал рано. Я услышал, как он сбросил одеяло и на цыпочках прошёл по коридору в ванную. По трубам побежала вода.

В молодости я обожал утро так же сильно, как дети — Рождество. Я вскакивал, слыша движение, облизывал спящие лица, лаял возле задней двери: гулять, гулять, гулять! И в конце концов Папа сдавался, бурчал: «Ладно, Космо, ладно», и мы бродили по мокрой от росы траве, глядя на медленно поднимающееся солнце. Но теперь я уже не бегун. Сегодня болят даже кости.

Я осторожно поднимаюсь, вытягиваю задние лапы, а потом медленными, просчитанными шагами спускаюсь с мягкой постели, которую Мама сбрызнула цветочной водой. Люди очень болезненно относятся к запахам животных — всегда пытаются их скрыть другими ароматами, куда менее богатыми или приятными. У меня такая теория: поскольку люди облегчаются в туалетах, а не на улице, у них остаётся очень мало мочи, чтобы помечать территорию. А ароматизированная вода — это такая неудачная попытка замены.

Опять звуки: вода сливается в туалете, потом будильник, Мама что-то бормочет.

Еда . Эта мысль всё-таки приходит мне в голову. Я горжусь тем, что редко поддаюсь примитивным стремлениям, но вместе с тем нахожу, что еда — а также открытие и закрытие двери в гараже — лучший способ отсчёта времени. Я измеряю свои дни событиями, которые предшествуют уходу Макса в школу и возвращению из неё. Я мечтаю о лете, когда Макс никуда не уходит, и мы целые дни проводим у озера, бросая палки, готовя бургеры на гриле и прыгая с пирса в воду, где наши тела становятся невесомыми и свободными!

Мама заглядывает в комнату Макса и смотрит на меня.

— Доброе утро.

Я виляю хвостом и пытаюсь подбежать к ней, но слегка поскальзываюсь на твёрдом дереве и скребу по нему когтями. Мне очень нравится, как все в этой семье разговаривают со мной — словно я тоже человек. С некоторыми собаками их люди общаются только командами: Сидеть! Лежать! Место! Никаких разговоров. Никакой человечности.

Вы вот когда-нибудь пробовали какать по команде? Это, знаете ли, непросто, совсем непросто.

— Хороший мальчик, — говорит Мама, присаживается и гладит руками мои щёки, которые, как говорят, уже совершенно белые. — Да, ты такой хороший пёс. Как спалось, а?

Она целует меня в лоб, и я иду за ней на кухню, где до сих пор сохраняется какая-то странная атмосфера. Стресс. Тревога. Печаль. Готов поспорить, люди даже и не знают, что у всех эмоций есть свои запахи, но несколько мгновений только их я и чувствую.

Передо мной ставят миску, и я быстро съедаю свой корм, а потом заедаю ложкой арахисового масла. Когда Мама отворачивается, я прижимаю арахисовое масло к нёбу и громко чавкаю, чтобы извлечь из него гладкую, круглую витаминку (Мама всегда так маскирует её) и тайком прячу в щель между шкафами и холодильником. Потом в кухню заходит Эммалина, всё ещё в пижаме, и мама торопливо ставит перед ней тарелку хлопьев. Словом, нас с Эммалиной кормят примерно одинаково.

Сегодня утром все куда-то торопятся, замечаю я. Всё идёт слишком быстро. Макс вбегает в кухню, его волосы ещё мокрые, и, едва успев попрощаться, убегает на большой жёлтый автобус. Папа забирает из холодильника ланчбокс с оставшимися со вчерашнего дня спагетти и уходит, вообще не сказав ни слова. А Мама, махнув рукой, показывает, что мне пора на задний двор; я немного там брожу, делаю свои дела, и меня почти мгновенно зовут назад. Я разочарован, потому что успел унюхать сразу несколько интересных запахов: что-то гнилое под кучей листьев, дым в воздухе, жёлтое пятно на траве, которое, может быть, оставил я сам, а может быть, и нет.