Максим Далин: Таракашки

А потом впрямь напали. Выскочившая из-за угла дома хаски щёлкнула зубами над самыми таракашками — может, забавы ради, а может, действительно раздражалась всякой бегучей мелюзгой. Но сделать агрессорша ничего не успела: её атаковал Марк, вырвал из рук человека поводок — и погнал чужачку прочь, вдоль стены.

Вернулся, только когда хаски пропала из виду. Похоже, не чувствовал себя виноватым. Обнюхал маленьких подруг: «Ну что, вы в порядке?» — и Принцесса Пунь впервые не зарычала, когда её бесцеремонно ткнули носом.

Вот с того-то дня она и стала чувствовать себя членом стаи. И с того дня начала закручивать хвост.

Сперва получалось плохо: Пуня слишком привыкла носить хвост зажатым между задних ног, как можно плотнее. Ещё она сидела на хвосте, боялась простудиться, это, очевидно, была привычка ещё из прежней жизни — и на хвосте от постоянного трения об пол появились проплешинки. Но в тот день, когда Марк прогнал страшного врага, Пунь стала Принцессой и хвост немного распустила.

Чем больше проходило времени, тем храбрее поднимался Пунин хвост. На то, чтобы начать носить его «пистолетом», Принцессе Пунь понадобился целый год. За этот год на хвосте выросла свежая шерсть, глянцевая и шёлковая на ощупь. Теперь обе Принцессы блестят совершенно одинаково: две блистательные особы с точёными фигурами, элегантные, как им и положено.

Пуня привыкла, что всюду — вместе. Что рядом — Солька, что Марк — рыцарь на страже, что на прогулке спокойно и безопасно, даже если гуляем в лесу. Но вот ехать к ветеринару — испугалась.

Ведь всюду — вместе. Почему её везут одну?

Опять? Снова отдавать? Убивать?

Принцессу Пунь всю дорогу до клиники колотило крупной дрожью. Чужая тётка походя сказала товарке: «Всё время трясутся эти собачонки… слова доброго не стоят!» Свои люди пытались Пуню утешить, объяснить, что это — ненадолго, не страшно… вотще. Она знала цену человеческим ласкам. Так уже было. Увезли и отдали.

В клинике, в коридоре, сидели три собаки из приюта, которых привезли на прививки. Видимо, от них пахло растерянностью и страхом. Пуня смотрела на них в тоске — и её трясло от ужаса. Она даже не облаяла ветеринара за то, что он сделал укол и заглянул в пасть.

А потом Пуню взяли за пазуху и увезли. И выглянув из-под куртки своего человека, она увидела свой двор. Свой подъезд! Дверь в квартиру! А за ней встречали Марк, Солька и кошка!

И Принцесса Пунь кинулась к ним, крутя хвостом, с радостным лаем, впервые приседая на передние лапы! Нет! Не отдадут! Вот моя стая, вот мой домик, вот моя миска и красная сумка, в которой меня носят, когда ноют ножки! Я останусь тут жить! Я всегда буду тут жить!

Удивительное зрелище: у собаки отлегло от сердца. Как у человека, который понял, что страшная беда прошла стороной.

Всем собакам порой снятся страшные сны.

Марк в таких снах, видимо, вступает в жестокую схватку: он глухо рычит и лает одним горлом, подёргивая лапами. Солька во сне, наверное, удирает с визгом — попискивает тоненько, тихонько, как мышонок. А Пуня во сне стонет и охает, мечется, а проснувшись, оглядевшись вокруг, вдруг начинает радостно лаять и скакать, приседая на передние лапы, в собачьем реверансе. Конечно, невозможно точно сказать, что ей снится, но, кажется, она снова и снова переживает тот момент, когда её унесли из дома, от своей стаи. И вот — вернулась! И будет возвращаться всегда.