Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Только к весне лапа у Найды зажила, но она стала бояться лис. Если раньше она пропускала заячьи следы, стараясь найти лисий, то теперь наоборот. Когда ей попадался лисий след, она поджимала хвост и поворачивала назад. Охотиться с ней стало невозможно. Очевидно, как гончая она навсегда была потеряна.

Человек шел с войны. Темной осенней ночью шел от железнодорожной станции, куда его привез санитарный поезд. Три года он не был дома. Три года видел семью, деревню только во сне. Пропавший без вести, контуженный, искалеченный торопился теперь домой. По родной улице он уже почти бежал, когда вдруг кто-то сильный, лохматый, кинулся на него в темноте, сбив с ног. «Волк!» — ужаснулся он, инстинктивно закрывая рукой горло. Но «волк» радостно визжал и лизал шершавым языком его лицо и руку. И человек сел прямо на дорогу, схватил лохматую морду, прижал ее к себе и зашептал:

— Найда! Собачка моя родная. Узнала меня? Узнала!

Найда перебегала улицу, когда в нос ей ударил запах, от которого она остановилась. Запах особый, ни на какой другой не похожий — запах ее хозяина. Никогда в жизни она не бегала так быстро. Она боялась, что след пропадет как тогда, три года назад. Она ничего не видела перед собой, кроме хромающей впереди фигуры в шинели с вещмешком за плечами. Вот он — хозяин!

На крыльцо она взбежала с таким радостным лаем, что в соседних домах зажглись огни, да и в доме послышался встревоженный голос хозяйки:

— Найда, что такое? Что случилось?

Долго длилось наспех собранное застолье. Найда ни на миг не покидала своего хозяина. Под столом она лежала у его ног, не спуская с них глаз, боясь, что они исчезнут. А когда, наконец, гости разошлись, и бабка хотела ее выгнать, Найда так посмотрела на нее, что бабка смутилась.

— Ладно, оставайся уж… Праздник у нас сегодня! Праздник! Утром повалили гости близкие и далекие. Пришел, задыхаясь, с пасеки дед Егор. Он вытер рукой губы, троекратно поцеловался с хозяином и отвернулся, невнятно пробормотав:

— Ветер на улице, аж слезу вышибает. По всему видать — снег ночью выпадет, — и, увидав у ног хозяина Найду, позвал: — Ко мне! Ко мне, Найда! — но та только чуть шевельнула хвостом и осталась лежать.

— Ишь, ты! — удивился дед Егор. — Теперь меня можно и не признавать? Теперь можно меня и побоку? А с кем ты охотилась, когда хозяина не было, кто тебя кормил, поил? — Собака стукнула несколько раз хвостом об пол, но не поднялась.

— Во, видал! — весело продолжил дед Егор. — Что значит хозяин дома! Дождалась светлого дня. — И, обращаясь к хозяину, сказал вдруг потухшим голосом: — Прости, если сможешь. Испортил я тебе собаку. Не идет она теперь по красному зверю. Отохотился ты на лис, — и рассказал дед Егор, как пожалел заряд. — Хоть стреляй меня теперь заместо лисы, жаль, шкура не сгодится.

Хозяин молчал, ласково перебирая шерсть на шее собаки, и та блаженно щурила глаза.

А вечером повалил снег. Он шел крупными хлопьями, покрывая землю пушистым белым ковром.

Хозяйка подошла к хозяину и спросила ласково:

— На охоту пойдешь?

— С чем? Ружье где взять?

Хозяйка молча полезла в сундук, из-под тряпья вытащила ружье:

— Все, что могла на еду сменяла, а ружье, припасы да вот Найду сохранила…

Утром вышли за деревню, к оврагу.

— Вперед, ищи! — прошептал хозяин.

Собака сразу же пошла челноком и вскоре скрылась в овраге. Светало. Хозяин, не снимая с плеча ружья, замер, глядя на искрящийся розовым снег, вслушиваясь в утреннюю тишину. На миг ему почудилось, что вот сейчас сомнут эту тишину разрывы снарядов и взметнется снег черными фонтанами изорванной земли.

— Га-х! — раскатилось над полем, над оврагом.

Хозяин снял ружье, стал за куст, взвел курок. Лай то приближался, то удалялся.

«Так она же лису гонит!» — ахнул хозяин.

И точно! Лиса выскочила из оврага — огненная в лучах восходящего солнца. Она шла прямо на человека, еще не чувствуя опасности. Шла не спеша, грациозно изогнув хвост, даже не оглядываясь на лай.

Хозяин положил палец на спусковой крючок. И вдруг опустил ружье, а потом и сам опустился прямо в снег. Лиса прошла метрах в двадцати, но хозяин ее не видел, он сидел, обхватив голову руками, и по щеке его катилась слеза. Он вытер ее ладонью и почувствовал, что рука его пахнет не порохом — снегом. Простым снегом. Мирным снегом…

А собака шла уже по зрячему зверю и гнала лису с такой страстью, что даже самая хитрая из самых хитрых лис не ушла бы от нее. Потому что не было собаки счастливей на свете. Не было!