Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

— От язви тебя, — заругался он, поднимаясь. — Ну и лошадь! Сила в тебе немереная. Надо же… С ног сшибла, окаянная! Ну, ничего, сейчас набегаешься, к вечеру еле лапы таскать будешь. Да ляжь ты! — прикрикнул он строго, чтобы предупредить еще один прыжок.

Стоя у двери, собака смотрела, как дед Егор медленно оделся, взял ружье и, наконец, откинул крючок. Собака толкнула дверь и выскочила на крыльцо. Под лапами весело скрипел снег.

Шарик и Букет вывалились откуда-то из-за сарая и, стараясь показать свое усердие, дружно залаяли в сторону леса.

Луна уже зашла, но было так светло, так чисто, что отчетливо виден каждый кустик, каждая былинка.

Найда бежала легко и бесшумно. Дед Егор не мог идти быстро, потому нет-нет да покрикивал:

— Рядом! Рядом! — и собака поневоле замедляла бег.

Они не прошли и половины пути до леса, как Найда взяла след. След свежий, лиса вот-вот, совсем недавно шла по тонюсенькой мышиной тропке. Вот она сделала бросок в сторону, разгребла кучу соломы и спокойно пошла дальше, не подозревая, что скоро помчится, спасая свою жизнь.

— А-ах! А-ах! А-ах! — взревела собака.

Лиса вильнула к оврагу, скатилась вниз по склону и сразу же — наверх, перескочила через замерзший ручей, продралась сквозь густые и колючие кусты, оставляя на них клочья рыжей шерсти, и стала забирать вправо. Молодая лиса, неопытная, такая скоро пойдет под выстрел.

И точно, громыхнуло неподалеку. Найда, еще не остывшая от погони и запаленная, обнюхала лису, с силой втягивая в себя запах крови и пороха.

— Хорошо! Хорошо! Молодец! — похвалил дед Егор, укладывая добычу в заплечный мешок. — Может, еще пофартит, а? Вперед! Ищи!

Всю зиму собака проохотилась с дедом Егором. Много они добыли лис и зайцев. Все шкурки дед Егор сдавал в фонд обороны бесплатно, а заячьим мясом питался сам и помогал хозяйке собаки.

Но к весне дед Егор заболел и слег. Собака скучала у порога избушки, рычала на Шарика, пристававшего к ней с нежностями, а Букета больно укусила. Она была очень раздражительной, она готовилась стать матерью. Поэтому вскоре покинула пасеку и прибежала в деревню, на знакомую улицу, в родной двор. Обошла все потайные углы, обнюхала все подозрительные места, сверилась со знакомыми запахами — запахами хозяйки и бабки. Взошла на крыльцо и призывно залаяла…

Дверь открылась сразу же, ее впустили в комнату, и бабка стала гладить, приговаривая:

— Кормилица ты наша, кормилица!

Хозяйка оделась, вышла во двор, выгребла из конуры снег, и набила ее свежим сеном.

Собака, потоптавшись, улеглась, устало прикрыв глаза. Она была дома…

Весна выдалась ранняя и на редкость скорая. Снег сошел быстро, и, подгоняя его, вдруг в середине апреля ливанул совсем по-летнему теплый дождь с громом и молнией.

Бабка испуганно крестилась, шептала молитвы и говорила, что это не к добру. Да добра и так не было — откуда ему взяться? Старая картошка кончилась, до новой далеко, мука на исходе. Если зимой семья перебивалась зайчатиной, которую чуть не каждый день приносил дед Егор, то теперь в доме было голодно. Ко всему еще Найда ощенилась. По одинаковой черно-белой масти щенков сразу можно было определить отца — Букета деда Егора. Четверо щенков вскоре куда-то исчезли. Но и двоих оставшихся прокормить было трудно. Найда всю ночь носилась по деревне в надежде найти что-нибудь съедобное. Но таких, как она, голодных собак и кошек было много. Если и удавалось найти что-то изредка, так это картофельные очистки. Голод поджимал брюхо, и собака пошла к деду Егору.

Дед принял ее ласково, накормил чем мог и хотел ее задержать, но собака заторопилась домой. Щенки, тоненько повизгивая, ползали у крыльца в поисках пищи. Завидя мать, они бросились к ней, и Найда легла тут же, блаженно прикрыв глаза.

На следующий день она снова побежала к деду Егору. Но он пожурил ее и дал всего-навсего корочку хлеба. Он тоже жил впроголодь.

Собака опять обежала все улицы, все дворы, в которые можно было пролезть, но нигде ничего не нашла. Дома щенки полезли к ней, цепляясь за пустые соски. Собака поднялась на крыльцо, подошла к двери. Сунув нос в щель, вдохнула в себя запахи и ударила лапой. Никто не вышел. Гавкнула негромко — никто не ответил. А щенки тянулись к ее соскам и, не получая молока, кусались. Громко и зло залаяла собака. Дверь открылась. Выглянула бабка: молча протянула кусок драника, который собака проглотила не жуя, не чувствуя запаха отрубей и картофельной шелухи.