Рудольф Самош - Кантор идет по следу

«В этом ты, пожалуй, прав», — согласился с ним Шатори.

— Для меня Марика была как бальзам для души. Я хотел вырвать ее из лап старика. Когда у меня находилась свободная минутка, я рисовал девушку в саду. Иногда она заходила ко мне. Один портрет я подарил ей. Да вон он, лежит на шкафу. Я и в комнату-то к ней войти не решался. Господин главный врач был такой ревнивый, что пообещал мне четыреста форинтов, если я покажу ему Патера, который хотел жениться на Марике. Марика сама жаловалась мне, что она ненавидят этого негодяя… доктора…

«Ну что за болтун», — подумал Шатори о кочегаре.

— Так зачем же вы пришли к девушке? — повторил свой вопрос капитан и быстрым движением закатал кочегару левый рукав. Левая рука была испещрена маленькими черненькими точечками.

Но кочегар, казалось, даже не расслышал вопроса капитана и продолжал:

— Видите ли, товарищ следователь, если бы я не был так беден, то бросил бы главному врачу прямо в глаза его грязные четыреста форинтов.

— Это почему же грязные? Вы что, не слышали моего вопроса?

— Слышал… Девушка сама пригласила меня зайти к ней вечером, сказала, что у нее для меня есть какая-то работа и что мне больше не нужно будет работать в котельной. Вот я и пришел, да, как видно, напрасно. Подойдя к двери, я, как всегда, постучал, но ответа не услышал. Дверь была не заперта, в комнате горел свет, на кровати лежала красавица, а кругом кровь, кровь, кровь…

Паку закрыл лицо руками и громко зарыдал.

— Отведите его к машине, — сказал Шатори одному из криминалистов, — и дайте успокоительного.

В конце коридора в этот момент появился Чупати с собакой. Паку и сопровождающий его полицейский прижались к стене, чтобы пропустить старшину с овчаркой. Кантор так неожиданно остановился перед Паку, что старшина чуть не наступил на пса. Овчарка начала тщательно обнюхивать неопрятно одетого, грязного кочегара. Оиа вдруг угрожающе зарычала.

При виде огромной рычащей овчарки Паку прижался к стене и воскликнул:

— Помогите!

— Ну, что скажете, молодой человек? — спросил старшина у Паку.

— Оставьте его в покое, — заметил Шатори, — он первым вошел в комнату убитой.

— Кантор, оставь! — приказал Чупати собаке.

Повинуясь приказу хозяина, Кантор отвернул голову от неприятно пахнущего человека и неохотно пошел к выходу. Весь вид овчарки свидетельствовал о том, что пес подчинился приказу хозяина, однако об этом плохо пахнущем человеке он составил свое, особое мнение.

Паку, казалось, тоже не почувствовал к овчарке никакой симпатии. Быстрыми шагами он направился к выходу.

— Товарищ начальник, у забора, выходящего к Дунаю, Кантор обнаружил след автомобильной шины. Преступник, видимо, очень спешил.

— Санто, вы закончили? — спросил Шатори у криминалиста.

— Так точно.

— Тогда идите изучите следы шин.

Другой криминалист, уложив в сумку инструменты, тоже направился к забору, сказав на ходу:

— Здесь мы все сделали. Отпечатки следов сняли. К рассвету получим заключение экспертизы.

— Теперь я могу забрать труп убитой? — спросил доктор.

Шатори бросил взгляд на часы.

«Всего лишь половина двенадцатого, — подумал он, — а мне казалось, что уже рассветает».

В голове его мелькала пестрая мозаика лиц и событий: неопрятный бородатый мужчина, кровь на полу, эта убитая девушка, деньги, около миллиона форинтов, которые никто почему-то не забрал… Интересно, кто эта девушка и какую роль она играла в этом деле?

С нетерпением капитан ждал возвращения Калди. А Калди в это время пытался получить ответ на тот же самый вопрос, беседуя с сотрудниками больницы.

Старший лейтенант Калди за какой-то час проделал большую работу и установил следующее.

Марика Лонтаи поступила на работу в больницу сестрой-ассистенткой, когда ей был двадцать один год. На красивую девушку сразу же обратил внимание Вархеи — главный врач гинекологического отделения больницы.

Марика окончила с отличием курсы сестер и могла бы остаться ассистенткой в университетской клинике, однако не сделала этого из-за старшей сестры Терезы, которая обращалась с подчиненными с пуританской строгостью и следила за каждым шагом молодых сестер.

До поступления в клинику Тереза была настоятельницей женского монастыря, и оттуда она перенесла монастырские порядки в клинику, что вполне устраивало профессора, руководившего клиникой.

В первый же день прохождения практики молодыми курсистками старшая сестра увидела Марику в обществе молодого врача. С этого дня красивая девушка с монгольским разрезом глаз стала для Терезы аморальной. А Марика действительно была красива: высокая, стройная, спортивная фигура, гордая посадка царственной головки. Чувственная красота Марики привлекала к ней мужчин. Глядя на эту девушку с восточными чертами лица, нельзя было не заметить, что ее предки смешали свою кровь с кровью турецких завоевателей XIII века. Лицо у нее было чуть смуглое, а миндалевидные глаза опушены длинными ресницами. Марика родилась в бедной семье, и редкая красота девушки была ее единственным приданым.