Рудольф Самош - Кантор идет по следу

Чупати, сидевший рядом, сузил глаза и сказал:

— А я говорю, что не разольет.

— Не разольет? — удивился парикмахер.

— На что спорим, а? — выпрямился Чупати.

— Ставлю десять стаканов вина! — оживился Канцлер, поворачиваясь к старшине. — Держи мою руку, поставлю десять стаканов.

Чупати загадочно улыбнулся:

— Согласен на десять! — И пожал протянутую ему руку.

— И я спорю на десять, — предложил жестянщик.

К спорящим присоединились еще девять завсегдатаев, десятым оказался сам корчмарь.

— Не сердитесь, товарищ старшина, — заговорил корчмарь, — но я тоже не верю, а потому выставляю со своей стороны пять стаканов.

— Итого девяносто пять стаканов вина, — удовлетворенно заметил Чупати. — Сколько вина, черт возьми! Ты слышишь, Тютю? А ну-ка заработай своему хозяину винца! Неси стакан! Только осторожно!

Опершись передними лапами о стойку, Кантор повернул голову в сторону хозяина. Когда Чупати кончил говорить, пес обвел беглым взглядом окруживших его посетителей корчмы, которые молча ждали чуда. Сложившаяся ситуация уже была понятна Кантору: уверенные слова хозяина, азартные голоса спорящих и, наконец, наступившая тишина. Сомнений не было, нужно во что бы то ни стало выполнить приказ хозяина — принести ему стакан с золотистой жидкостью, которую старшина так любит.

— Пу, неси же! — проговорил Чупати.

Кантор долго и уважительно смотрел на хозяина. Во взгляде умного животного появилось нечто озорное, будто он хотел сказать: «Какой же ты нетерпеливый, хозяин!» Если бы пес мог смеяться, он в этот момент наверняка рассмеялся бы: «Как они все застыли, в какой тишине ждут!»

Спокойно приблизив морду к стакану, Кантор наклонил голову набок, а затем, осторожно коснувшись зубами краев стакана, вставил его между клыками и, не меняя положения головы, важно, по-театральному оторвал стакан от стола.

— Сейчас опрокинет, — шепнул, вытаращив глаза, парикмахер.

— Тише ты! — зашикали остальные.

Старшина с удивлением смотрел на своего пса, обнаружив в его поведении что-то новое, чего он раньше у него не замечал.

«Черт бы тебя побрал с твоим артистизмом! Смотри только не подкачай!» — подумал старшина про себя, прикинув, сколько же придется ему выложить денег за девяносто пять стаканов, если он проиграет. «Если стакан стоит семь форинтов, тогда девяносто пять будет…»

Кантор тем временем мягко оттолкнулся передними лапами от стойки и беззвучно опустился на грязный пол. Причем сделал он это прямо-таки грациозно, по-цирковому, держа голову в таком положении, что пи капли вина не выплеснулось из стакана.

Твердым, пружинистым шагом пес направился к столику хозяина. Подойдя к нему, пес опустился на задние лапы, поднеся стакан к руке старшины.

Чупати взял стакан, поднял его над головой, торжественно произнес:

— За ваше здоровье, господа! — И залпом выпил.

От изумления присутствующие на время потеряли дар речи.

Парикмахер нарушил тишину первым:

— Ну и ну! Пятьдесят лет живу на свете, а такое вижу впервые. Поздравляю тебя, старшина.

И в этот миг все заговорили наперебой.

— Товарищ старшина, вы теперь, как зайдете сюда выпить стаканчик, собственноручно сделаете отметку вот на этом листке, — с подчеркнутым уважением во всеуслышание произнес корчмарь.

Чупати выпил три стакана и, вылив содержимое четвертого в пивную кружку, поставил ее на пол перед Кантором.

Старшина Чупати довольно быстро забыл «оскорбление», нанесенное ему начальством. Не в его характере было долго задумываться над тем, каким же образом он деградировал. Однако на всякий случай — это было в его интересах — он все же прикинулся опечаленным. Почти за пятнадцать лет службы начальство еще ни разу его не наказывало.

Заместитель начальника управления, он же секретарь партийной организации полиции, несколько раз, встречая Чупати, интересовался его самочувствием, спрашивал, нет ли каких жалоб или пожеланий.

Обычно Чупати отвечал коротко: встреча происходила или во дворе перед боксом Кантора, или в помещении полиции, где мешали посторонние. Однако вскоре ему стало ясно, что само начальство чувствует себя неловко оттого, что наказало его, и это несколько развеселило старшину.

В конце недели Чупати остановил капитан Шатори:

— Послушай-ка! Ты, как я посмотрю, порядочный осел! Советую тебе переменить образ жизни. Чего ты строишь из себя обиженного?

— Почему это? Что мне, радоваться, что ли?

— Послушай, дружище, я тебе не секретарь и не начальник отдела кадров, но хочу посоветовать: смотри не переусердствуй…