Владислав Крапивин: Белый щенок ищет хозяина

— Ух, Вовка, — выдохнул Уголек, — замирая от проснувшейся надежды. — Ты просто так рисовал, из головы, или срисовывал?

— Я всегда рисую с натуры, — солидно сказал Вовка. — Утром я вышел подышать свежим воздухом. Ты, конечно, еще дрыхнул… Я вышел, а он сидит. Потом стал какой-то щепкой играть, развеселился. У калитки, где лужа. Я посмотрел и набросал для разминки… Ничего?

— А где он сейчас? Вовка! Где? — отчаянным голосом спросил Уголек.

— Ушел, — развел руками Вовка и снова между прочим кивнул на рисунок:

— Ну как?

— Ушел. Эх ты…

Вовка, видя, что Уголек воздерживается от оценки его произведения, надул губы.

— Славная псина, — грустно сказал Уголек. — Чья же она?

— Может быть, ничья. Ведь без ошейника.

— Правда! Вдруг ничья? Может, потерялась…

Полыхнув нарядным цветастым платьем, к машине проплыла Вовкина мать.

— Вовочка, мы едем.

— Ну, пока, — сказал Вовка-художник.

— Ты не знаешь, как его звать? — глупо спросил Уголек у захлопнувшейся дверцы.

Машина выпустила синий дымок и укатила со двора.

Уголек шел домой с опаской. Но мама уже отыскала и ручку от мясорубки, и веревку. А порванный провод от утюга она еще не видела. Поэтому она не вспомнила о пистонах, и Уголек не получил ни шлепков, ни подзатыльника. Мама весело велела ему смыть с себя мазут и садиться обедать. А сама стала собираться в клуб. Она спешила на занятие оперной труппы. Мама всегда куда-нибудь спешила: то на работу, то в вечерний институт, то на репетицию.

— Не хочется есть, — сказал Уголек. Он и думать не хотел о еде. Он думал о щенке.

Уголек вздохнул и позвал:

— Кис! Вьюн! Иди сюда, морда.

— Бедное животное, — жалобно сказала мама. — Ты, Уголек, ненормальный…

Но это была неправда. Голова Уголька работала отлично. Он дажезакончил второй класс без «троек». «Тройку» вывели только по рисованию. Уголек не меньше других любил гонять футбол, прыгать с сарая лазить за малиной в огород Курилыча. То есть он был вполне нормальным человеком.

Но у него была страсть: он бредил собаками.

Конечно, есть люди, которые равнодушны к собакам. Есть даже такие глупцы, которые боятся собак. Эта повесть не для них. Им не понять человека, в груди которого бьется сердце, полное любви ко всем собакам на свете: к лохматым городским дворнягам, к мужественным пограничным псам, к смелым караульщикам овечьих стад, к благородным представителям охотничьих пород и даже к бесприютным динго — жителям австралийских степей.

Конечно, если бы имел Уголек свою собаку, он излил бы любовь на нее одну.

Но не было собаки.

В прошлом году, летом, Уголек чуть не стал самым счастливым.

Он шел с мамой в соседний гастроном и у крыльца магазина увидел пса.

Пес был большой и пегий. Он линял, и шерсть висела клочьями на худых боках. У него была добрая розовая пасть и чудесные коричневые глаза.

— Ох, какой ты… — выдохнул Уголек. Он медленно поставил на асфальт сумку с банкой для сметаны. Он сел перед псом на корточки.

— Боря! — воскликнула мама и певуче застонала.

Сидя на корточках, Уголек был ниже собаки. Пес перестал зевать.

Веселыми глазами он посмотрел на Уголька и, поднимая пыль, заколотил по асфальту тяжелым хвостом.

— Псина. Милая, — сказал Уголек. Он притянул к себе мохнатую голову с полувисячими ушами и прижал ее к плечу. Милая псина облизала Угольку ухо. Сердце Уголька от радости запрыгало, словно крышка на кипящем чайнике.

— О-о, — проговорила мама издалека, потому что боялась собак больше, чем мышей и скарлатины. — О-о… Не прижимай это чудовище.

Чудовище облизало Угольку второе ухо.

Пока сын обдумывал, какой угол в квартире лучше подойдет для собаки, а мама выбирала место, чтобы упасть в обморок, на крыльце раздалось постукивание. Из магазина вышел человек с седой щетиной на подбородке и деревяшкой вместо левой ноги.

— Балалай, — сипло позвал он.

Балалай бросил Уголька, медленно поднялся и описал вокруг хозяина ленивую орбиту. Как большая планета вокруг светила. Светило, что-то бормоча, прятало в кармане зеленое горлышко поллитровки.

Уголек молчал. Но в его черных глазах, наверно, была такая тоска, что человек решил снизойти до разговора.

— С тобой Балалай не пойдет. Н-не пойдет, — сообщил он, уперев в Уголька мутноватый взор. — Ты собаку с детства… воспитывай с дет-ства. Тогда пойдет. Потому что преданность в ней. Вот я последние штаны… отдам. А собаку н-ни за что…