Аскольд Якубовский: Возвращение Цезаря (Повести и рассказы)

— Сказано: «Не испытывай божие милосердие». Но так я скажу: поймай такую рыбину — и помирай спокойно!

— Молодец, Афанасий Егорыч! — зашумели все. — Молодец! Боевой поп!

…Ночью, лежа в постели, Кирьянов ворочался с боку на бок и тосковал о вырвавшихся словах. Думалось, что на лодке, пожалуй, можно и досягнуть до тайменя. Но утром, на освеженную голову, идея представилась сумасшедшей. Не рискнут, нет, решил Кирьянов и успокоился.

Дня через два после вечернего разговора случилось неожиданное. Кирьянов как раз ловил хариусов на спиннинг «плавом». Стоял на плитняке, среди мелкой игривой водички, пускал лесу поверху, без груза. То распуская, то сматывая лесу на катушку, он щурился на красный поплавок. Вдруг закричали.

Он обернулся так резко, что перед ним вместо реки пронеслась поверхность и на ней что-то большое, темное.

Кирьянов положил спиннинг на гальку и, сделав ладошку козырьком, посмотрел. Изумился до крайности.

По выгнувшейся горбом бешеной воде несся в своей плоскодонке отец Афанасий. Рулевое весло он защемил между колен да еще и держал обеими руками. На носу лодки торчало удилище. Все было ясно: поп решил перескочить со струи в заводь.

— Чтоб ты перевернулся, старый черт! — пожелал ему Кирьянов.

Стая мальчишек неслась за попом: берег звенел от воплей. Кирьянов затопал следом. В голове его, встряхиваясь на бегу, громыхало одно и то же: «Ах, чертов поп!.. Ах, чертов поп!»

Кирьянов бежал так шибко, что обогнал лодку и раньше мальчишек забрался на скалу. Он прилег — хрипя — задыхался! А поп был уже тут. Его лодка, вырвавшись из широкого потока, прыжком влетела в заводь и закружилась между скал, поблескивая заплеснувшейся водой.

Поп, взъерошенный, багровый, направил ее так, что она ходила по внешней кромке заводи кругами. Он схватил удилище. Махнул. Блесна шлепнула по воде и утонула.

Лодка все крутилась и крутилась. И когда поп взглядывал вверх, Кирьянов видел потное маленькое лицо, косматульки бороды, вытаращенные глаза.

— Держитесь крепче! — крикнул Кирьянов. — Молитесь!

— Уповаю на милость его! — отвечал поп, совершая очередной вращательный проплыв. А сам все водил удилищем туда и сюда, играл блесной в воде — соблазнял. И Кирьянова пронзило: ведь поймает!.. А поп все колыхал, все водил блесну туда-сюда.

— Подцепит… Подцепит… — стонал откуда-то взявшийся Макухин. Он горестно переглянулся с Кирьяновым.

— Чего ему не поймать, — вторил тот. — Таймень — дурак, шуму не боится.

И Красный Таймень казался ему не очень уж завидным. Здоров, конечно, но глуп, глуп…

Таймень взял. Это заметили по тому, что поп вдруг свернулся в серый матерчатый ком. И удилище… Оно кланялось воде царедворческим низким поклоном.

— Поймал!.. И-эх…

Макухин содрал с лысины кепку. Кирьянов, чтобы все увидеть, лег на край, свесил голову.

Поп отчаянно воевал с рыбиной.

Удилище все кланялось, лодка прыгала, металась из стороны в сторону.

Поп громко ухал.

— А вы его вытянете, святой отец? — осведомился Макухин.

— Ух!.. Ух!.. С божьей по… Ух!.. Потянул, как жеребец!

Вдруг таймень вскинулся, вырвался из воды — медно-красный! — и с громовым ударом упал обратно, поразив всех своей огромностью. На скале вздохнули — завистливо.

«Чтобы ты сорвался…» — молил Кирьянов.

Но леса была синтетическая, крючок зацепистый, таймень не сорвался. Он и вскинулся, наверное, от отчаянья, потому что вскоре лег на воду. Все замерли. Отец Афанасий стал его подтягивать. Взял двухкрючковый багор, сунул в воду.

— Сейчас… сейчас… — шептал Кирьянов.

— Так его! — крикнул поп, делая багром резкое движение к себе. И тотчас вместо рыбы возник зеленый бурун. Вспыхнули и погасли в нем оранжево-черные плавники. Лопнул капроновый шнур. Все смешалось: лодка развернулась и попала в струю кормой, ее резко положило на бок. И рядом с ней заполоскалась на течении старенькая ряса.

На скале охнули, но поп уцепился-таки за лодку, успел — и летел с нею вниз, к бурунам.

— Ну, теперь ему разве один бог поможет, — угрюмо сказал Макухин, спускаясь вниз.

Мальчишки прибежали первыми. Когда явились Кирьянов с Макухиным, отец Афанасий был уже на берегу.

Поп корчился, локтями прижимал бока. Мокрая ряса почернела и облепила его.

— Счастлив ваш бог! — крикнул, подбегая, Макухин.

— О-ох… — выдохнул отец Афанасий и голову набок склонил. — Понесло меня. Поистине, кого желает наказать господь, того он прежде лишает разума.

Вода, стекая, журчала.