В два часа в темном помещении мельницы раздались голоса — вернулись с обеда рабочие. Подняли затвор. Вода наполнила первый ковш и перелилась через край. Колесо дрогнуло и тронулось с места. Вода наполняла ковш за ковшом, и колесо начало свою нелегкую работу. Тарку снесло вниз, в темноту и кинуло на камень. Он прополз под ковшами к тонкой струйке, которая уже начала течь в реку по нижней трубе. Солнце ослепило его. Впереди ярдах в десяти был мост.
Парапет ровной линией прочеркивал небо; нарушали ее лишь пестрое тельце трясогузки, верхушки трех папоротников, да голова и плечи седобородого старика в синей куртке, и темная пустая бутылка из-под пива.
— Ату его!
Тарка слился с рекой; он скользил меж зеленых от водорослей камней, не высовывая спины. Поднялся возле среднего устоя, нос которого скрывался нанесенными паводком прутьями. Под ними был испещренный солнечными просветами полумрак. Тарка притаился, прислушался.
Лапы его опирались на затонувшую ветку. Журчала вода, с протоки наплывали струи взбаламученного ила. Тарка лежал неподвижно, и форель вернулась на свои места у каменных волнорезов.
— Похаживай! Поглядывай! Тут был! Ох, добудь!
Илистая муть растеклась пятном по заводи ниже моста. Гончие заливались у вороха прутьев, «показывая» выдру. Их многоголосый рев заглушил в Таркиных ушах все остальные звуки. Он знал, что они не могут добраться до него, и оставался в своем убежище даже тогда, когда в кучу вонзили кол и тот задел его по боку. Затем над Таркой раздался скрип и треск — на прутья влез человек и стал прыгать по куче. Тарка опустился ко дну и поплыл вниз по реке. Крики от нижнего парапета, топот ног. По течению потянулась цепочка пузырей.
Тарка приблизился к левому берегу, ткнулся в него, перевел дыхание. В ту долю секунды, что голова его была наверху, он услыхал звук, так напугавший его в детстве, — казалось, будто по перекату ползет подкованная железом многоножка. Поперек реки стояла вереница вертикальных фигур — одна в шаге от другой — люди. Они били кольями по воде. Тарка нырнул и, хотя слышал шум, продолжал двигаться вниз, пока не увидел перед собой сверкающего пузырьками барьера. Повернул и направился обратно, изо всех сил работая тремя с половиной перепончатыми лапами.
Тарка снова притаился под ворохом прутьев у быка, несмотря на мучительный для его ушей рев гончих, но скрип и глухие удары над головой выгнали его на открытое место. Тарка проплыл под пролетом, забрал к нижнему волнорезу и вернулся под другим пролетом к затону, отделенному от стрежня грядой камней, которые натащило сюда перекрестной волной во время разлива. Над затоном рос ясень, но Тарка не нашел прибежища в его корнях. Он повернул прямо под ногами у гончих и поплыл вниз по реке.
— Ату его!
Тарка проскользнул среди неутомимых кольев заслона и пробежал по песку к спасительной воде, прежде чем собаки бросились следом. Тарка был молод, силен и быстр. Стая рассыпалась позади; одни гончие плыли, другие шлепали по мелководью, опускали морды, стараясь уловить запах выдры на промоинах и перекатах, подавали голос. На глубине собаки были не видны Тарке, пока не оказались почти над ним. Тарка упорно двигался вниз, подплывал к берегу только, чтобы вздохнуть, и тут же шел наискосок к другому. Один раз на ровном отрезке реки в милю длиной он поднялся у отмели чуть не под брюхом Капкана и сразу же нырнул снова.
У зарослей недотроги, подсохшие корни которой напоминали красные птичьи пальцы, Тарка вылез и побежал под деревьями. Он не пробежал и тридцати ярдов, как с хрустом ломая сочные стебли, за ним кинулись Данник и Капкан. Хотя ноги у выдры короткие — их трудно увидеть, когда она бежит, — Тарка двигался быстрее преследователей. Он оставил сушу неподалеку от небольшого моста, там, где торчали из земли черепки старых глиняных горшков.
Ниже мостика было нагромождение больших плоских камней — длинное и широкое, точно корпус парусного судна. Здесь росли ольха и ива, высокая трава скрывала сухие прутья и водоросли, застрявшие на нижних ветвях деревьев. С каждым половодьем островок становился больше. Не успели еще мокрые отпечатки Таркиных лап исчезнуть на голышах, как их перекрыли огромные лапы гончих.
— Пошел! Вот, вот, вот! Возьми! Возьми!
Тарка пытался сбить собак со следа, пройдя по накаленной солнцем гальке; когда он возвращался к воде, лапы его были совсем сухие. Он прошмыгнул среди сочных стеблей цикуты и высокой — в рост человека — таволги, кое-где под собственной тяжестью приникшей к земле, и поплыл дальше, вниз по течению. Над лесом с жалобным криком парил канюк, которого донимали грачи. Грачи отстали от него, чтобы посмотреть, что делают собаки, и бесшумно закружили над рекой. По воде скользили их тени, более заметные, чем выдра.
Читать дальше