Array Array - Планета–тайга - Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

Да, всякое может быть здесь, в тайге… Да и при каждом другом деле вдруг да выйдет какая‑нибудь история. А уж если покажется она вам больно занятной да перескажут ее другие раз–другой — глядишь, и вернулась она к тебе чуть–чуть переделанной. Вот поэтому и не слушаешь постороннего рассказчика, зная, что не о себе, а о другом человеке завел он сказку.

Мне приходилось по многу раз слушать каждую повесть дедки Афони. Слушаешь всегда внимательно, ждешь новую историю, и лишь потому, что не утащил у другого Афоня свой рассказ — да и зачем ему ходить за чужой бывальщиной, когда лет пятьдесят отхожено у старика по тайге.

Может, и не помнит он сейчас точное число журавлей, что померзли тогда в лютую осень на полях, но было так — откуда‑то рухнул мороз еще в октябре, до Покрова дня, за ночь вымостил льдом даже великие озера и погубил сразу не одну стаю птиц. Собирал ли Афанасий Тимофеевич померзших птиц, брал ли с них мясо, перо — да и это не важно, важно, что в коротком рассказе еще до сих пор живет «такая Хлопонина», что на «осьмой версте от поля» встал дедкин конь…

«…Морозко‑то пал, да и на птиц. А те вроде как не поймут ничего. Стоят по полям, ногами по лужам перебирают от холода, а никуда не летят, будто гадают: уйдет морозко, повоюет и уйдет… А тот — на тебе — и остался. Лужи‑то смесились в лед, а ихние лапы и пооставались на месте… Еду на коне, слышу, будто кто ревит по‑за полем. Я к тому месту, ружья‑то не было, да думаю, что выйдет, так обойдусь, — ножичек‑то при себе держал. Гоню коня, а конь и встань себе на осьмой версте от поля — боится, ушами попрядывает и не идет. А Хлопонина стоит по полю такая, что ни земли, ни леса за ней не видать. А улететь‑то им теперича и некуда — примерзли лапами. Так все и поледенели. Много их тогда навалило по полю. Будь по тем временам трактор, так не одни тракторные сани вывез бы птиц‑то этих. А то что — конь один, да и тот под седлом».

Если остановиться и вспомнить сейчас дедкин голос, его прищуренные глаза с хитринкой, самокрутку, торчащую красным угольком из усов и бороды, вспомнить, вернуть словам все восклицания и оханья, без которых не бывает Афониных рассказов, то снова окажешься около коптилки, рядом с крошечным окном в притихшую на ночь тайгу, увидишь медленные языки спокойного пламени над сухой чуркой, и тебе снова и снова захочется почему‑то услышать все–все и о «Хлопонине», и о «лужах, смешанных в лед», и, конечно, о «тракторных санях», которых в те времена, увы, еще не было…

А щука, схватившая за край одежонки?.. Есть у дедки знаменитый пиджак. Честно говоря, от первоначальной материи на этом пиджаке давно ничего не осталось — заплата закрыла другую заплату, вырванный медведем рукав заменен новым, но пиджак есть, дедка ни за какие деньги не расстанется с ним в лесу, и эта походная одежонка старика хорошо помнит и когти медведя, что пошел на охотника, и лося, который хватил зубами за плечо, и, конечно, страшенную щуку, опрометчиво бросившуюся к лодке и вцепившуюся в полу одежды.

Здесь тоже надо остановиться и обязательно пояснить, что лодки по нашим местам небольшие и низко сидят в воде, так что распахнутому пиджаку или ватнику ничего не стоит окунуться краем в озеро и долго и незаметно для гребца полоскаться рядом с тонким осиновым бортом долбленой посудинки. А еще следует заметить, что даже сейчас есть по тайге такие озера, где щука нет–нет да и схватит сгоряча чуть ли не кусок палки, брошенный в воду.

В тот раз щука тоже недолго раздумывала. Она бросилась к лодке и схватила старика за свесившийся в воду угол форменной одежды. Может, все на этом и кончилось бы, но вот беда — увязла рыбина зубами в крепкой материи, да и дедка оказался строптивым.

Старик рассказывает сейчас, как щука вытянула его из лодки в воду, как порешил он не расставаться с неожиданной добычей даже в воде… Кто был свидетелем этой встречи?.. Вся деревня основательно утверждает: пошел Афоня летом к озеру проведать лодку, не взял ни ружья, ни удочек, ни дорожек, а вернулся с той самой страшенной щукой, о которой сейчас рассказ.

Рыбина действительно была огромной — дедка еле тянул ее за собой, перевесив голову страшилища через плечо… Вот и вся история…

Ну а медведь, к которому старик наведался в гости на берлогу?.. Здесь уже может поручиться и автор сегодняшнего повествования о деяниях дедки Афони — было такое…

И надо же было случиться — старик решил срубить сосну над самым медведем и сослепу угодил лыжей в берлогу. Медведь выскочил, очумел от неожиданной встречи, взревел, но успел только обломать у непрошеного гостя лыжину. Старик еще крепко держал в руках ружье, и выстрел верной централки выручил еще раз нашего патриарха.