Array Array - Мой знакомый медведь - Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

А Витька в этот день опять искал и не мог найти своего Рема. «Может, уже залег в берлогу?» — думал он. глядя, как кедровый стланик распластал по земле свои ветки, чтобы первый же снежок засыпал, укрыл их от морозов.

Однажды ночью вся верхняя половина Зубчатки побелела от свежего снега. Это было последним сигналом, что вот–вот начнется долгая камчатская зима.

Прошло еще несколько дней, прежде чем Витька наконец увидел своего медведя. Рем брел мимо избушки и не обращал на нее внимания. Не только не задержался и не стал клянчить подачки, даже не похозяйничал в помойке. Витька едва успел схватить телогрейку: Одевался на ходу, чтобы не потерять медведя из виду.

Рем сорвал зубами шишку кедрового стланика, покатал ее во рту и бросил.

Ночные морозцы уже не раз белили землю инеем. А в это утро холод был настоящим. Мороз лежал на траве, на кладях через речку. Шеломайник, который еще вчера кое- где стоял, как сухой табак, ночью весь был подкошен, свален этим резким морозцем. Да и не только шеломайник, вся трава стала бурой или желтой. Ярко зеленел один плаун, который даже под снегом не теряет своей зелени.

В прозрачной воде ручья, вдоль которого шел Рем. сновала рыба с яркими каемками на плавниках, разворачивались крупные, до пяти—семи килограммов буровато- фиолетовые кижучи и шныряли красные, будто окровавленные, гольцы. То и дело перед Ремом поднимались в воздух орланы. Пропустив медведя и Витьку, они опять опустились на отмели рыбачить.

Рем поднимался все выше в горы. В каменноберезовом лесу начали встречаться отдельные пятна снега. А потом и сплошной свежий снег Там медведь повернул и пошел вдоль границы снежного покрова, пересекая многочисленные распадки.

Чем дальше забирался Рем, тем меньше у Витьки оставалось надежды увидеть его берлогу. Медведь был каким- то полусонным. Шел. не обращая ни на что внимания, как можно прямее, если только напрямую можно было пройти. Путь становился все труднее. Там, где Рем на своих когтистых лапах карабкался на крутые склоны без особого труда, Витьке приходилось туго. Несколько раз он сползал назад в распадок, а потом бегом догонял медведя. В конце концов стало ясно — Рем шел в кальдеру вулкана Узон. Где‑то там, в подогретых вулканом скалах, была у него берлога.

Возле глубокого распадка Витька остановился и простоял до тех пор, пока Рем пересек распадок, выбрался на другую сторону и скрылся за гребнем.

Витька остался один. На всю зиму ушел знакомый медведь, и еще неизвестно, удастся ли встретиться с ним на будущий год.

Рядом, на дряхлом стволе сломанной березы, среди полуистлевших неровностей коры было насыпано множество скорлупок кедровых орешков. Это белка таскала когда‑то из кедрового стланика шишки и на этом дереве шелушила их.

Белые куропатки, незаметные на снегу, полетели вниз, туда, где еще не было снега. Белые точки долго мелькали на фоне побуревшей, пожухлой травы…

Уже в сумерках вернулся Витька в избушку. А утром пришлось торопливо собирать свое походное имущество и уходить в поселок: повалил непроглядный, густой снег.

Витька торопился. На Камчатке за сутки может насыпать столько снега, что без лыж по нему уже не пробраться. Бывает, за ночь выпадает до полуметра. И в эту ночь навалило уже почти по колено! «Вот почему Рем отправился в берлогу, — думал Витька, — знал, что нагрянет такой снегопад. Не то что синоптики. Сообщили: в эту неделю «без значительных осадков». Недаром говорят, что празднуют день синоптика первого апреля».

Измученный, с мокрыми ногами, Витька все же благополучно добрался до поселка и тут узнал новость — Гераську заломал медведь!..

Витька побежал в больницу.

Гераська лежал на железной койке под одеялом. Руки в белых бинтах резко выделялись поверх темного одеяла. Бинты были и на голове. Но глаза смотрели живо, и Витька решил: Гераська поправится.

Оказывается, он долго не мог отыскать раненого медведя. Солнце растопило иней, и Гераська уже не по следам, а по капелькам крови искал, куда ушел зверь. Тропа расходилась как бы на три ручейка, и, по которому прошел медведь, было непонятно. Гераська наклонился к земле — нет ли хотя бы царапин медвежьих когтей. И в это время из‑под высокого рябинового куста поднялся на задних лапах медведь.

Гераська выпрямился и выстрелил ему в голову.

Но стрелял сквозь ветки куста, и, наверное, пуля не попала в цель. Пока досылал второй патрон, медведь приблизился почти вплотную.

— Почему я не отскочил в сторону, и сам не знаю, — рассказывал Гераська. — Не привык перед ними отступать. Березка‑то рядом была… А я стою на месте, лоб сырой стал. Зверь вот уж прямо передо мной. Я поднял ружье и выстрелил ему куда‑то в грудь. А он как хватит зубами за ствол и отбросил ружье в сторону. А мне лапой в грудь. Упал я и чувствую: он за ногу зубами схватил. Сапог прокусил и до кости достал… Потом за бок зубами Хорошо, я в телогрейке был… Навалился на меня. Ну, думаю, конец, сейчас задерет. Он за голову зубами схватился.