Array Array - Мой знакомый медведь - Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман

— Что же все‑таки у тебя с поясницей, Федор? Видимо, не просто ушиб. Тоже, наверное, чего‑нибудь хрустнуло.

— Да бог ее знает… Пройдет. — Федор махнул рукой. — Ты что в урмане‑то делать будешь? Может, чего дельное подскажу.

— Дел много. Угодья просмотреть надо, запасы кормов, гнездовье, защитные условия… Да мало ли всякой работы. Во всем самому разобраться надо, все описать.

Росин обточил ножом осколок кости и склонился над чистым куском бересты. Легко двигалась по бересте косточка, оставляя четкие буквы, слова…

В утренней тишине необычно громко скрипнула дверь. Из избушки вышел Росин и, передернув от утреннего холода плечами, зашагал в урман.

— Не заплутай, речушки держись! — напутствовал подковылявший к двери Федор.

Прихотливо извивалась по урману речушка, то замирала в омутах, в которые смотрелись кедры, то в ярко–зеленом бархате бережков пересекала полянку, а то вдруг ныряла под громадный завал и вновь выбегала оттуда, тихонько журча, будто посмеиваясь над большой, но неловкой преградой.

Берегом реки, по никем не примятой траве, шел Росин с берестяным туесом за плечами. Трава росла от самой воды. Только изредка кое–где примята она перебиравшимся через реку медведем или лосем.

Большой пестрый дятел заметил Росина, спрятался на другую сторону дерева и, высунув из‑за ствола голову.

следил за пришельцем. Но из‑за кустов ему было плохо видно. Он скрылся за деревом, забрался по стволу повыше и опять высунул голову. Росин не шевелился. Дятел подлетел к дуплу. Там сразу запищали птенцы. А из летка высунулась голова самого шустрого дятленка. Дятел сунул жука ему в клюв и стал наблюдать, как птенец есть. Тот не справлялся с добычей. Дятел вытащил из клюва жука, раздолбил и стал давать по кусочку. Он терпеливо ждал, когда птенец проглотит одну часть, потом давал другую. Наконец дятленок съел все, и дятел улетел за новой добычей.

Иногда попадались звериные тропы. Ноги на них отдыхали недолго — тропы уходили от речки. И опять приходилось лезть напролом нехоженым берегом.

На сломанной вершине старой лиственницы кучей хвороста — большое гнездо. Росин ударил палкой по дереву. Вскинув почти метровые крылья, большеголовая с черной бородой сова нехотя слетела с гнезда. Потрепыхала в воздухе и полетела куда‑то в кедры.

«Такая легко возьмет соболя, — подумал Росин. — Буду надеяться, их тут немного. Надо записать эту встречу».

Росин сел на валежину, достал из туеска бересту и начал писать осколком кости.

Вдали дружно закричали журавли. «Опять там же кричат, — подумал Росин. — Наверное, озеро. И эта речка, пожалуй, к нему течет».

Над головой шум, свист крыльев. Росин едва успел заметить промелькнувшего тетерева. За ним пронесся ястреб. По ту сторону речки затрещало, зашумело по веткам. Росин, разбрызгивая воду, перебежал речушку. За кустами, чуть приподняв крылья, сидел на тетереве ястреб. Увидев человека, он попытался взлететь, но ему мешали сучья. Росин бросился к птице, но ястреб замахал крыльями, не выпуская из лап тяжелую добычу, медленно поднялся в воздух и, набирая высоту, улетел. Досадно было упустить такую добычу, но что делать?

То на один, то на другой берег перелезал Вадим по нагроможденным валежинам, останавливался, осматривал деревья, завалы, древесные кроны… И писал, писал. По расположению летков в дуплах дятлов, поползней, синиц Вадим отмечал направление преобладающих здесь весенних ветров: летки, как правило, птицы устраивают с подветренной стороны. Один за другим ложились в туес исписанные куски бересты.

Впереди замаячил просвет в кедрачах. «Скоро озеро. Даже, как утки крякают, слышно».

Кончились кедры. Но вместо озера — широкое, кое- где поросшее чахлыми сосенками болото. Тонкой извивающейся змейкой вбегала в него речушка, пропадая за буйной зеленью растущей по кочкам осоки. За болотом опять темнели кедрачи.

«Надо посмотреть и их». Росин шагнул на мох, оплетенный тонкими красноватыми стеблями клюквы. Как пружинный матрас, закачался под ногами зыбун. «Тут надо осторожней».

Очистил от сучьев прочную жердину, взял ее поперек и пошел дальше.

Волнами перекатывался под ногами зыбун. И вдруг прорвался! Росин ухнул в торфяную жижу. И сразу же по грудь. Ушел бы с головой — спасла жердина.

Опираясь на нее, Росин выкарабкался из трясины и ползком пробрался до твердой земли.

За болотом речушка бойчее и шире. «А как она бежит? Может быть, в озеро? А может, в другую речку, побольше? — думал Росин, отмывая коричневую торфяную грязь. — А что, если попытаться сообщить все‑таки о себе? Кто знает, куда течет эта речка?»