И тут Тони, отбросив всякие предосторожности, выпрыгнул из машины, схватил слона за хвост и попытался повалить его назад, но молодой самец был такой тяжелый, что все усилия Тони оставались безуспешными. В конце концов слон упал, но сознания не потерял. Когда мы подошли к нему с ошейником и приборами, он даже повернул хобот в нашем направлении, как бы защищаясь.
Я тут же облил водой его уши и бока. Говард вскарабкался ему на шею, чтобы ввести под кожу датчик температуры, который проводком соединялся с передатчиком, помещенным в подушечку. Последнюю следовало укрепить на голове слона. Сью передавала Говарду инструменты, находясь в пределах досягаемости хобота, и слон пытался на ощупь выяснить, что творится позади пего. Тони брал кровь на анализ, а мы с Мходжей пытались пропустить под шеей животного ошейник с главным передатчиком, все время уворачиваясь от ударов хобота.
Наконец Говард наложил последние швы. Ему осталось покрепче закрепить подушечку и зонд, чтобы они хотя бы несколько часов могли продержаться на слоне. Вдруг глаза животного медленно закрылись, а дыхание стало тяжелым: он лежал на животе и задыхался.
— Скорее веревку! — закричал Тони. — Обмотай ее вокруг бивней и привяжи к «лендроверу»! Постарайся повалить его на бок!
Со всей быстротой, на которую был способен, я привязал веревку, а затем начал гонять «лендровер» взад и вперед, пока не опрокинул тяжеленную тушу.
Слон глубоко вдохнул и несколько раз быстро выдохнул воздух. Дыхание его успокоилось и стало глубоким. Наконец лекарство подействовало, и хобот застыл. Мне удалось протянуть ошейник под шею и, просунув до предела руку, достать до подбородка, где с другой стороны до него смог дотянуться Мходжа.
Мы установили на шее маленький микрофон, но, чтобы удержать его сверху, нужен был противовес. Говард скрепил концы ошейника проволокой, смолой и заклепками. Так как заранее рассчитать длину ошейника было невозможно, отверстия для проволоки пришлось проделывать на месте.
После закрепления ошейника и подушечки у нас осталось немного времени, чтобы измерить длину и высоту тела, окружность ноги, длину и толщину бивней и высоту на уровне плеча. Его рост от ступни до лопатки соответствовал по кривой доктора Лоуза возрасту 20–25 лет. Для будущих операций с ошейниками мы измерили и обхват шеи — 1,82 метра.
Сью передала Тони шприц с М-285, наркотиком из ряда морфина, который снимал действие М-99. Мы впрыснули животному концентрированный раствор. Тони промыл кожу за ухом слона и сделал внутривенное вливание. Затем мы вернулись в машину. Несколько минут спустя слон шевельнул ушами.
Откинув назад голову, он перекатился на брюхо и медленно встал. Лекарство и борьба с ним лишили слона сил, он застыл в тени дерева. По-видимому, его температура, несмотря на все мои усилия, резко поднялась, ибо он сделал нечто такое, чего я никогда не видел раньше: сунул хобот глубоко в глотку, втянул в него воду и облил плечи и затылок.
О таком странном поведении я читал у Гордона Камина, охотника XIX века. Он описал случай со слоном, за которым несколько километров гнались на лошади, — тот тоже поливал себя извлеченной из желудка водой. Свидетелем подобной сцены оказался и Хью Лэмпри, когда на «лендровере» преследовал самца, вырвавшего с корнем пинкнею. Позже, во время засухи 1971 года, в Цаво была сделана фотография слоненка Собо. Он в течение нескольких часов стоял на самом пекле рядом с погибшей от жажды матерью, добывая воду из своего желудка и обливаясь ею. К счастью, малыша подобрал смотритель парка Дэвид Шелдрик, и с тех пор Собо ведет беззаботную жизнь в стаде сирот.
М 4/3 медленно вышел из тени на солнце, но вскоре вернулся. Он ощупал ошейник, но, к нашему немалому удивлению, даже не сделал попытки сорвать его. Говард получил его подкожную температуру, переданную в виде декодируемого импульсного сигнала. Она понизилась с 37,8 до 35,5 °C.
Смеркалось, вернулись семейные группы, сопровождавшие самца утром, и окружили М 4/3. Многие подходили к нему и ощупывали его новые приобретения — ошейник и температурный датчик. Их снедало любопытство, и они исследовали предметы и места, где остался запах человека. Ни один слон не пытался сорвать с него нашу аппаратуру.
Мы очень устали. Утром Тони и Сью уезжали, а потому первую ночь мы оставили М 4/3 без присмотра. В лагере мы отметили сразу и успех, и отъезд друзей. Хартхоорны не ели мяса, не пили вина и не курили, но атмосфера была на редкость веселой.
Читать дальше