Игорь Акимушкин - Следы невиданных зверей

Есть на земле еще одно место, где перед натуралистом с первых же шагов открываются многообещающие возможности. Но проникнуть в его тайны не легче, чем в океанскую бездну. Не глубины и даже не заоблачные высоты охраняют это место, а совсем другие препятствия. Их великое множество, и все они опасны.

Речь идет о тропическом лесе. Суровая Антарктида прославилась своей недоступностью. Но в ее снегах, хотя и с невероятными трудностями, можно передвигаться на специально оборудованных машинах. В тропическом лесу любой вездеход застрянет у самого старта.

До финиша человек здесь может добраться, пользуясь лишь средством передвижения, данным ему от природы. Какие в пути предстоят ему испытания, мы узнаем из следующей главы.

«Кто-то сказал, — пишет Аркадий Фидлер [2], — что для человека, вступающего в джунгли, бывает только два приятных дня. Первый день, когда, ослепленный их чарующим великолепием и могуществом, он думает, что попал в рай, и последний день, когда, близкий к сумасшествию, он бежит из этого зеленого ада».

Чем же так ужасен тропический лес?

Представьте себе безбрежный океан гигантских деревьев. Они растут так тесно, что их вершины переплелись в непроницаемый свод.

Причудливые лианы и ротанги густой сетью опутали и без того непроходимые дебри. Стволы деревьев, узловатые щупальца лиан поросли мхами, гигантскими лишайниками. Мох всюду — и на гниющих стволах, и на малюсеньких, с «носовой платок», клочках не занятой деревьями земли, и в мутных ручьях и ямах, наполненных, густой черной жижей.

Нигде нет ни пучка травы. Всюду мхи, грибы, папоротники, лианы, орхидеи и деревья; деревья — чудовищные исполины и тщедушные карлики. Все теснятся в борьбе за свет, лезут друг на друга, переплетаются, перекручиваются безнадежно, образуя непролазную чащу.

Вокруг господствует серо-зеленый сумрак. Не видно ни восхода, ни солнечного заката, ни самого солнца на небе.

Никакого ветра. Ни самого слабого дуновения. Воздух неподвижен, как в оранжерее, насыщен парами воды и углекислого газа. Пахнет гнилью. Сырость невероятная — до 90 — 100% относительной влажности!

И жара! Термометр днем почти всегда показывает 40°С выше нуля. Жарко, душно, сыро! Даже деревья, их жесткие, точно восковые, листья покрылись «испариной» — крупными каплями сгустившихся паров влаги. Капли набегают одна на другую, падают с листа на лист никогда не перестающим дождем, всюду в лесу звенит капель.

Лишь у реки можно дышать свободно. Пробив брешь в чудовищном нагромождении живых и мертвых деревьев, река несет в затхлую пучину дебрей прохладу и свежесть.

Вот почему все экспедиции, проникавшие в глушь тропического леса, шли в основном по рекам и по их берегам. Даже пигмеи бамбути, которые, по общему мнению, лучше других народов приспособлены к ЖИЗНУ в лесных дебрях, избегают далеко уходить от речных долин, этих «столбовых дорог» тропического леса. Бродячие, так называемые лесные индейцы, вроде племени кампа, тоже не углубляются далеко в страшную «сельву» [3]. В своих передвижениях по лесам Амазонии они в общем следуют вдоль рек и лесных протоков, которые служат им ориентирами.

В самые глухие уголки тропического леса еще не ступала нога человека.

А эти «уголки» не так уж малы. На три тысячи километров в глубь материка, от Гвинеи до вершин Рувензори, сплошным массивом протянулись тропические леса Африки. Их средняя ширина — около тысячи километров. Протяженность лесов Амазонии еще значительнее — свыше трех тысяч километров с востока на запад и две тысячи километров с севера на юг — семь миллионов квадратных километров, две трети Европы! А леса Борнео, Суматры и Новой Гвинеи? Около 14 миллионов квадратных километров суши нашей планеты занимают непроходимые лесные дебри, мрачные, душные, сырые, в зеленом сумраке которых «притаились безумство и ужас».