Юрий Казаков - Арктур – гончий пес (сборник)

– Что ж, отказали вам? – спросил я, заранее зная ответ.

– И не говори! – огорчённо воскликнул он. – Ну что ты скажешь! Я с малолетства охотник – во, вишь, глаз потерял, – и сыновья у меня тоже, и всё такое. Нам, слышь, для дела собачка нужна, для де-ела! Нет, не даёт… Пятьсот рублей сулил – цена-то какова, а? – и не подходи, не даёт! Чуть не заревил, а? Это мне ревить надо! Охоты подходют – собаки нет!

Он растерянно оглядел сад, забор, и вдруг на лице его что-то мелькнуло, что-то такое хитрое и умное. Он сразу стал спокойнее.

– Она где же помещается у вас? – как бы невзначай поинтересовался он и замигал глазом.

– Уж не украсть ли собачку хотите? – спросил я.

Старик смутился, снял шапку, подкладкой вытер лицо и пытливо глянул на меня.

– Прости Господи! – сказал он и засмеялся. – Ведь так с вами и до греха дойдёшь. А ты думал! Ну на что ему собака? Скажи ты вот!

Он тронулся было к выходу, но по дороге остановился и радостно посмотрел на меня:

– А голос-то, го-олос! Понимаешь ты – голос! Чистый ключ, я тебе говорю!

Потом вернулся, подошёл ко мне и зашептал, подмигивая и косясь на окна дома:

– Погоди, собачка-то моя будет. На что ему собака? Человек он умственный, не охотник… Продаст он мне её. Святой крест, продаст! До Покрова-то далеко, чего-нибудь удумаем. А ты говоришь… Эх!

Едва старик ушёл, в сад быстро вышел доктор.

– Что он тут вам говорил? – волновался он. – Ах, какой противный старикашка! Какой у него глаз, вы заметили? Прямо разбойничий! И откуда он узнал о собаке?

Доктор нервно потирал руки, шея у него покраснела, седая прядка свалилась на лоб. Арктур, услыхав голос своего хозяина, выполз из-под террасы и, прихрамывая, подошёл к нам.

– Арктур! – сказал доктор. – Ты ведь мне никогда не изменишь?

Арктур закрыл глаза и ткнулся носом доктору в колени. Он не мог стоять от слабости и сел. Голову его тянуло книзу, он почти спал. Доктор радостно посмотрел на меня, засмеялся и потрепал Арктура за уши.

Август подошёл к концу, погода испортилась, и я собрался уезжать, когда пропал Арктур. Утром он ушёл в лес и не вернулся ни к вечеру, ни на следующий день, ни ещё через день.

Когда друг, который жил с тобой, которого ты видел каждый день и к которому часто даже невнимательно относился, – когда этот друг уходит и не возвращается больше, на долю тебе остаются одни воспоминания.

И я вспомнил все дни, проведённые с Арктуром вместе, его неуверенность, смущение, его неловкий, несколько боком, бег, его голос, привычки, милые пустяки, его влюбленность в хозяина, даже запах чистой, здоровой собаки… Я вспоминал всё это и жалел, что это был не мой пёс, что не я дал ему имя, что не меня он любил и не к моему дому возвращался в темноте, очнувшись от погони за много вёрст.

Доктор осунулся за эти дни. Он сразу заподозрил давешнего старика, и мы долго разыскивали его, пока наконец не нашли. Но старик клялся и божился, что Арктура в глаза не видал. Мало того, вызвался искать его вместе с нами.

Весть о пропаже Арктура мгновенно облетела весь город. Оказалось, что многие знают его и любят и что все готовы помочь доктору в поисках. Все были заняты самыми разноречивыми толками и слухами. Кто-то видел собаку, похожую на Арктура, другой слышал в лесу его лай…

Ребята, те, которых доктор лечил, и те, которых он совсем не знал, ходили по лесу, кричали, обследовали все лесные сторожки, стреляли и по десять раз в день наведывались к доктору узнать, не пришёл ли, не нашёлся ли чудесный гончий пёс.

Я не искал Арктура. Мне не верилось, чтобы он мог заблудиться, – для этого у него было слишком хорошее чутьё. И он слишком любил своего хозяина, чтобы пристать к какому-нибудь охотнику. Он, конечно, погиб… Но как? Где? Этого я не знал. Мало ли где можно найти свою смерть!

А через несколько дней понял это и доктор. Он как-то сразу поскучнел, перестал петь и вечерами долго не спал. В доме без Арктура стало пусто и тихо, коты уже никого не боялись и свободно разгуливали в саду, камень возле реки никто не обнюхивал больше. Бесполезный, он уныло торчал над землёй и чернел от дождей, запахи его никому не были нужны.

В день моего отъезда мы долго говорили с доктором о разных разностях. Об Арктуре мы старались не вспоминать. Один раз только доктор пожалел, что смолоду не стал охотником.

Года через два я опять попал в те места и снова поселился у доктора. Он по-прежнему жил один. Никто не стучал когтями по полу, не фукал носом и не молотил хвостом по плетёной мебели. Дом молчал, и в комнатах так же пахло пылью, аптекой и старыми обоями.

Читать дальше