Дайан Фосси - Гориллы в тумане

Наконец настал день, когда Коко достаточно окрепла, чтобы можно было выпустить ее побродить среди деревьев и на полянах вокруг лагеря. Что касается Пакер, ее раны еще не совсем зажили, и я боялась, что она не будет меня слушаться. В первый раз мне пришлось тащить Коко на спине, потому что она робела от открывшихся просторов. Даже когда мы залезли на огромную хагению, увитую подмаренником и прочими лакомствами горилл, она не решилась слезть с меня.

За тридцать, минут первой прогулки на «воле» мы отошли от домика на расстояние около 50 метров. Пакер, следившая за нами из загона, тихо заскулила. Постепенно ее хныканье превратилось в громкие рыдания, а когда мы с Коко отошли еще дальше, она стала истерически кричать. Пришлось вернуться, хотя Коко, казалось, не обращала внимания на крики Пакер. Та перестала выть, увидев, что мы возвращаемся, но стоило нам войти в комнату, как Пакер сделала вид, что нас не замечает и якобы занята едой. Ее поведение могло показаться смешным, она удивительно напоминала избалованного ребенка, но я знала, что она вела себя так от отчаяния, и мне ее было очень жаль.

Я еще несколько раз выходила на прогулку с Коко под аккомпанемент криков Пакер. Коко быстро привыкала к окрестностям лагеря, совершенно непригодным для горилл из-за просторных лугов, кудахтающих кур и моей терпеливой и игривой собачки Синди. Коко в восторге бросалась вдогонку за курами и хватала самых нерасторопных за хвост. Ей нравилось ездить на Синди верхом или гонять ее бесконечными кругами до тех пор, пока обе они не валились с ног.

Однажды утром, когда я собиралась вывести обеих горилл на прогулку, в лагерь неожиданно прибыли служащие охраны парка с копьями и ружьями. Гориллы в это время находились в загоне. Малышки в неописуемом ужасе влетели в комнату, забрались на самую верхнюю полку и просидели там весь день, прижавшись друг к другу. Егеря потребовали, чтобы я передала им горилл для отправки в кёльнский зоопарк. Через час мне удалось отправить их восвояси, убедив, что гориллы еще не выздоровели — в случае с Пакер так оно и было. Только через два дня я смогла выманить горилл из комнаты.

Наконец они поправились настолько, что могли резвиться на свободе под присмотром Синди. Благодаря необыкновенно доброму нраву и игривости Синди завоевала полное доверие Коко и Пакер. Меня это обрадовало, ведь при поимке горилл браконьеры непременно использовали собак. Способность малышек довериться человеку или собаке после всех их мытарств была поистине необычайной. Не исключено, что пленницы так хорошо поладили с Синди, потому что за два года пребывания в лагере она ни разу не видела других собак и разучилась лаять. Неумение лаять и добрейший нрав делали мою собачку непохожей на тех, с которыми гориллам пришлось иметь дело при поимке.

Когда гориллы заигрывались, Синди было трудно совладать с ними. Ее щипали, покусывали, шлепали, ездили на ней верхом, тыкали в ребра, дергали за усы, нюхали, гонялись за ней. Я до сих пор удивляюсь, как ее не разорвали на части во время буйных игр на дворе. Временами у меня возникало сомнение: а знает ли Синди, кто она — горилла или собака? Ответ на этот вопрос, по-видимому, становился для нее ясным, когда Коко и Пакер залезали на деревья, а она бегала внизу и не могла последовать за ними, поскольку Бог наделил ее иным телосложением.

Время, проведенное на воздухе с гориллами и Синди, было самым прекрасным в нашей жизни в лагере в те дни, когда погода позволяла выходить из дома. Пленницам так и не удалось полностью избавиться от тревожного чувства, когда они попадали на просторные луга, окружающие лагерь, но их следовало пересечь, чтобы выйти к поросшим деревьями холмам, где им предоставлялась отличная возможность лазать, играть и лакомиться разнообразной пищей. Десятки таких холмов располагались недалеко от лагеря, но каждый раз по дороге туда и обратно мне приходилось нести Коко на руках, а Пакер либо пыталась залезть мне на закорки, либо цеплялась за ноги. После выздоровления обе гориллы весили в общей сложности килограммов пятьдесят, и переходы через луг с этой беспокойной ношей превратились для меня в адские муки.

Я пыталась заставить Коко идти пешком, но с таким же успехом я могла научить слона летать. Если я ее оставляла позади, она начинала плакать, выдавая жалостную серию приглушенных «уууу», постепенно переходивших в пронзительные вопли, и мне приходилось возвращаться и брать ее на руки. Пакер вела себя более независимо, и я не всегда могла совладать с ней.