Дайан Фосси - Гориллы в тумане

Через полчаса он положил журнал на землю, а группа направилась на кормежку. Пак тут же вскочил, подбежал ко мне и стал обеими руками хлопать меня по плечам, как будто все это время только и ждал, когда ему представится возможность сорвать на мне свое дурное настроение, охватившее его во время отдыха. Бетховен — я его видела — захрюкал от неудовольствия из-за громкого шума, вызванного шлепками Пака по моему пластиковому дождевику. Услышав призывы папаши к порядку, Пак на минутку прекратил свое занятие, а потом привстал и снова возобновил его с большим усердием. Бетховен не выдержал. Он подбежал к нам, недовольно хрюкая, и остановился около меня — я успела лечь навзничь. Насупив брови и поджав губы, Бетховен уставился на Пака, который спрятался позади меня. Вожак группы стоял молча до тех пор, пока Пак смиренно не пополз вниз по склону с обиженным выражением лица.

Восстановив тишину и порядок, Бетховен раздвинул толпу окруживших нас зрителей и увлек их за собой на кормежку. Я же не шевелясь пролежала несколько минут и, когда приподнялась, чтобы оглянуться по сторонам, к величайшему изумлению, заметила сидящего поодаль и мастурбирующего Пака. Голова гориллы была закинута назад, глаза в экстазе — закрыты. Он с ухмылкой на устах поглаживал себя указательным пальцем правой руки в промежности. Минуты две наслаждался Пак, затем замер, привел себя в порядок и побежал вслед за остальными животными. Думая, что Пак ушел насовсем, я начала подбирать раскиданные вещи и укладывать их в рюкзак. Неожиданно Пак вернулся. Остановился как вкопанный рядом со мной, встал на обе ноги, подумал, дать ли мне еще одну оплеуху напоследок, и снова побежал за группой.

Этот эпизод мне запомнился надолго. В первый и последний раз за все время наблюдений мне довелось видеть на воле мастурбирующего гориллу. В результате этого акта Пак получил удовлетворение, хотя мастурбация — не совсем обычный способ отыграться за полученное от Бетховена дисциплинарное взыскание. Особенностью этой встречи было еще и то, что Пак обижался на меня еще целых два часа. Такой длительный промежуток времени был сам по себе примечательным, и меня заинтересовало, как долго гориллы, живущие в группе, могут таить друг на друга обиду после ссор или мелких дрязг.

В отличие от Пака, детеныша Эффи, добродушная шестилетняя дочь Лизы, Квинс, была крайне огорчена ужасной раной на руке Бетховена. Квинс, которая наиболее усердно ухаживала за отцом, ни разу не чистила его шерсть за полугодовой период его выздоровления. Но она подолгу сидела рядом с Бетховеном и с тревогой заглядывала ему в глаза, как бы пытаясь утешить его своим присутствием.

Лиза, занимавшая более низкую ступеньку в иерархии семейства, и ее дети Квинс и Пабло стали проводить рядом с Бетховеном больше времени, очевидно, благодаря сильной привязанности Квинс к отцу, а также его терпимости к младшему сыну Пабло, нашедшему в добрейшем вожаке группы крепкую опору. Как только Бетховен окончательно выздоровел, выражение беспокойства исчезло с лица Квинс и она снова принялась холить массивное тело отца. Мне часто приходилось наблюдать, как она сидела рядом с отцом и с обожанием смотрела на него, словно ожидающий ласки щенок. Всякий раз, когда она встречала на себе ответный взор Бетховена, ее охватывала заметная дрожь. Однажды в конце длительного дневного отдыха Квинс подбежала к отцу после игр и развлечений с другими членами группы. Как только она уселась рядом с Бетховеном и уставилась ему в лицо, он выдал серию урчаний, давая понять, что проголодался. Остальные члены семейства стали издавать такие же звуки, слившиеся в хор, где ведущие партии исполнялись Квинс и Бетховеном. Со стороны могло показаться, что ворчит стая гончих, а не стадо горилл.

Квинс также уделяла много внимания младшему брату Пабло. Озорной малыш нуждался в постоянном присмотре со стороны Квинс и Лизы, вменивших себе в обязанность снимать вечного искателя приключений Пабло с колен, голов или спин работников исследовательского центра, включая меня.

В один из солнечных дней после плодотворных наблюдений за группой 5 — Пабло к этому времени было почти два с половиной года — гориллы собрались идти на кормежку. Упрямый Пабло заартачился и решил остаться. Он, как котенок, поудобнее устроился у меня на коленях и наотрез отказывался сдвинуться с места, хотя к нам подошла Лиза и стала властно похрюкивать на нас обоих. Надеясь, что я выгляжу столь же беспомощно, как и чувствовала себя в тот момент, я откинулась назад, чтобы Лиза забрала своего строптивого мальца и удалилась. Захрюкав еще громче, Лиза схватила Пабло за руку и потащила к себе. Тот захрюкал в ответ и отчаянно вцепился свободной рукой в мою куртку, еще более осложнив обстановку. Тогда я тоже хрюкнула на Пабло, оторвала его пальцы от куртки и подтолкнула к матери. Когда Лиза усадила его на спину, Пабло обернулся и с укором смотрел на меня, пока они не исчезли за поворотом.