Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)

С этого дня семейство стало уходить все дальше и дальше от лагеря. Отыскивая их, мы снова наткнулись на опаленную пожаром кладку страуса, которую видели две недели назад. От яиц остались только скорлупки, но я не нашла внутри никаких следов приставшего к ним желтка — а они непременно оставались бы на скорлупе, если бы яйца были разбиты до того, как вылупились птенцы. Поэтому я решила, что инкубация прошла нормально — толстая скорлупа уберегла зародыши от огня.

Приближались ноябрьские дожди, и, предвещая их, внезапно зацвели акации. Они напоили душный воздух свежим ароматом, и их белоснежные цветы казались особенно прекрасными на фоне опаленных зарослей. Эту внезапную вспышку цветения накануне дождей вызвала повышенная влажность воздуха. Насекомые суетились вовсю, времени у них было в обрез, чтобы успеть опылить цветы, прежде чем налетевшие ливни собьют и втопчут в грязь все это хрупкое великолепие. Теперь я поняла, почему жирафы на бегу задирают хвосты высоко кверху. Я видела, как через рощицу цветущих акаций, с необыкновенной четкостью выделявшихся на темном фоне обгорелых кустов, несется галопом стадо жирафов, загибая хвосты и прижимая их к спине, чтобы длинные кисточки не запутались в колючих ветвях.

Когда семейство объявилось дней через десять, все были в наилучшем виде, только Пиппа была покрыта клещами и кровоточащими расчесами. Я не могла понять, как вышло, что из всех пострадала одна Пиппа — она-то как раз и должна была проявить наибольшую устойчивость. Подойдя ко мне, она разлеглась так, чтобы мне было удобно вытаскивать клещей, и терпеливо переносила эту процедуру. Как только я покончила с клещами, она вскочила и ушла — подозреваю, что она и вернулась только для того, чтобы воспользоваться моими услугами.

Прошли первые ливни, и трава стала расти не по дням, а по часам; за несколько дней черная равнина превратилась в бескрайнее море дремучих трав, где островками были разбросаны желтые, алые, белые и синие цветы. Небесно-голубые пентанезии служили великолепным фоном для золотистых гепардов — они как раз ненадолго поселились возле лагеря.

В этом живописном окружении мне захотелось сделать новые кадры «с участием человека», и я пригласила Джорджа снова попытать счастья в роли оператора. Мы прошли всего несколько сотен ярдов, когда мимо нас на полной скорости пронесся гепард в погоне за антилопой; оба исчезли в зарослях, и оттуда через некоторое время раздалось отчаянное блеяние. Мало-помалу оно затихло, и мы подоспели к месту сражения, когда Пиппа мертвой хваткой вцепилась в горло дукера. Хотя он уже не двигался, она не отпускала его несколько минут, а потом, как бы оседлав его, поволокла на открытое место и позвала молодых. Они наблюдали, находясь ярдах в ста пятидесяти от места борьбы, и бросились к Пиппе со всех ног. Она дождалась их и только тогда вспорола брюхо жертве. Молодые накинулись на добычу с такой жадностью, что через час от козлика остались одни только рожки. Их даже закапывать не стоило, и Пиппа пошла прочь, а Мбили улучила минутку и поиграла с ними, прежде чем догнать семейство. Мне впервые довелось видеть, как Пиппа убивает добычу, и нам удивительно повезло, что все это мы успели заснять на фото- и кинопленку. Сняли мы еще, конечно, с разрешения Пиппы, как я держу добычу, пока гепарды едят.

Трава стала слишком высокой, и гепарды уже не могли подкрадываться к добыче. Поэтому, проголодавшись, они не стали терять времени на визиты в наш лагерь, а отправились прямиком в Кенмер за своей козой. Мне не хотелось, чтобы это вошло у них в привычку, и я решила, что единственный способ предотвратить новые налеты на Кенмер-Лодж — это держать хороший запас мяса в лагере. Но об этом тут же проведали два шакала, которые стали крутиться поблизости и обнаглели до такой степени, что среди бела дня усаживались в двадцати ярдах от гепардов. Они тявкали и всячески изводили гепардов, а когда кто-нибудь из молодых бросался на них, устраивали игру в прятки. Шакалы — очень привязчивые и умные существа, и какие прелестные ручные зверюшки получились бы из них, если бы природа не оградила их от подобной участи, сделав опасными носителями вируса бешенства.

А трава тянулась все выше и выше, и наконец Пиппа отступила к Скале Леопарда, где растительность была не так обильна. Там она могла выслеживать животных, которые резвились по утрам на посадочной площадке. Однажды вечером мы застали там всю семью; они нам очень обрадовались, но в лагерь за нами не пошли и оставались на этом месте целых девять дней. Следующий раз мы выследили их на милю выше лагеря, на противоположном берегу реки. Пока мы доставали мясо и переходили через реку, гепарды исчезли, оставив целую тучу грифов на соседних деревьях. Мы часа два искали добычу и наше семейство, но ничего не нашли до самой темноты. Только тут я заметила головы гепардов в нескольких сотнях ярдов от нас: они наблюдали за нами, пока мы выкладывали мясо у них перед носом, а потом набросились на него и проглотили в мгновение ока, хотя животы у них уже были набиты до отказа. Уайти и Тату здорово выросли и стали крупнее Пиппы, даже Мбили наконец поправилась. Она одна до сих пор была ласкова с нами; когда она подбежала, я увидела у нее кровоточащую царапину на задней лапе, однако, судя по ее шаловливым прыжкам, эта рана не причиняла ей боли. На следующее утро, примерно в полумиле от места, где сидели грифы, мы нашли ногу небольшой антилопы. Примятая трава и другие признаки говорили о борьбе. Я вспомнила рану Мбили — не она ли прикончила эту антилопу?