Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)

Бедная Уайти! Как я могла ожидать, что она станет лучше ко мне относиться, даже с переходом в самый большой вольер — ведь и там решетка все еще отгораживала ее от семьи и от жизни на свободе. Единственное, что у нее теперь было, — возможность еще дальше убегать от меня, потому что меня она, естественно, считала причиной всего, что с ней стряслось.

Тем временем Пиппа постепенно перевела молодых ближе к лагерю и снова разместилась на термитнике возле тамаринда. Мбили и Тату великолепно проводили время, играя на нижних сучьях, но сама Пиппа никогда не участвовала в этих играх и все время казалась подавленной.

В тот день, когда я выпустила Уайти в большой вольер, Пиппа подошла к лагерю на расстояние мили — ближе чем когда-либо за последнее время. Мне казалось, что следует использовать эту возможность и подманить ее поближе к Уайти, чтобы они могли поддерживать друг друга, до тех пор пока снова не будут вместе. Сначала все было прекрасно: гепарды основательно проголодались и охотно пошли за корзиной с мясом, но вскоре они что-то заподозрили и то и дело усаживались на землю, так что только через два часа, вконец измучившись, я подманила их на расстояние примерно 150 ярдов от лагеря, и здесь они точно вросли в землю. Ничто не могло заставить их стронуться с места. Я дала Пиппе обнюхать свои шорты, потому что на них был запах Уайти, — может быть, это заставит ее подойти поближе? Я громко произносила имя Уайти и показывала в ту сторону, где она сидела. Я подошла к ее вольеру, ожидая, что Уайти тоже начнет звать Пиппу вместе со мной, но добилась только одного — Пиппа прыгнула на дерево и стала оттуда пристально рассматривать лагерь, даже не пытаясь подойти. Наконец я прибегла к последнему способу удержать ее возле лагеря: положила мясо на землю. Все гепарды накинулись на него, но, поспешно проглотив еду, ушли обратно на старое место. В отчаянии я вернулась к Уайти. Она сидела, вжавшись в решетку, и не сводила глаз с равнины. Я попыталась отвлечь ее внимание и принесла молока — но оно полетело мне в лицо. Я снова налила миску и стала ждать, чтобы она подошла к своему любимому лакомству. Через час мое терпение лопнуло, и я ушла. Она тут же вылакала все без остатка.

Чтобы хоть как-то скрасить Уайти обстановку, которая стала для нее невыносимой, мне не оставалось иного выхода, кроме одного: давать ей ежедневно по четверти таблетки ларгактила. Это вскоре оказало свое действие — она стала брать пищу у меня из рук. Так как мне не удалось заставить Пиппу подойти к Уайти, подманивая ее куском мяса, приходилось изобретать новое средство, чтобы воссоединить семью. Снова усыплять Уайти не имело смысла — неизвестно, останется ли с ней Пиппа до того момента, когда она придет в себя. А если она примет ее за мертвую и совсем бросит? Я попросила привезти магнитофон, надеясь, что призывы Уайти, записанные на пленку, заставят Пиппу прийти за своей дочерью. Если и это не поможет, мне придется приручить бедняжку. Поэтому я заранее заказала поводок для прогулок, футбольный мяч и несколько камер, чтобы ей было с чем играть. Сама я тем временем сделала шар из бумаги и подвесила на веревке, так что она могла достать его лапой. Я размахивала тряпкой у нее перед носом и катала рядом небольшую камеру; но эти неживые игрушки ей скоро надоели. С картонными коробками из-под яиц дело пошло лучше — она подолгу возилась, раздирая их на мелкие клочки, но вскоре и они ей наскучили. Часами сидела она, устремив взгляд на равнину, звала Пиппу или бегала взад и вперед вдоль решетки. Особенно она беспокоилась, когда видела, как мы уходим. А нам часто приходилось отлучаться на поиски ее семьи. Гепарды снова вернулись на то место, где была поймана Уайти, но ночью мы слышали сопение льва в той стороне и не могли отыскать их целых трое суток.

Для безопасности мы запирали Уайти в маленьком вольере на ночь; ох, как ей это не нравилось! Приручать дикое животное, чтобы снова вернуть его к жизни на свободе, — какая жестокая насмешка! Самое главное и существенное — не дать ей потерять связь с семьей, и мы очень надеялись, что гепарды все-таки примут ее обратно. Но сколько мы ни искали, нам не удавалось узнать, куда они делись.

Вечером 14 марта я никак не могла заманить Уайти в спальню: она даже разрешила мне гладить себя, только бы не слезать с крыши клетки. Я легла спать, но она все еще оставалась там. За всю ночь она не издала ни звука, хотя рядом ревели два льва, а рано утром я услышала, как она носится по вольеру, полная нерастраченной энергии. Я попросила Гаиту пойти посмотреть, не вернулась ли Пиппа к термитнику под тамариндом, а сама занялась кормлением Уайти и уборкой ее вольера. Уайти была удивительно ласкова, все время заигрывала со мной. Вдруг я услышала, что возвращается Гаиту. Он шел и распевал песенку, которую я как-то сочинила, чтобы звать своих гепардов: «Пиппа-Пиппа-Пиппаланка, Пиппа-Пиппа-Пиппала — идем, идем, идем, идем!», и точно, следом за ним показались Пиппа, Мбили и Тату. Они бежали в такт песенке, и, прежде чем я успела сообразить, что происходит, Пиппа уже перемахнула по сваленному дереву на наш берег и устремилась прямо к вольеру Уайти.