Юрий Коваль - Шамайка – королева кошек

— О, господин Никербокер, уговорите же его продать мне аналостанку.

— Не обещаю, не обещаю, но попробую, здесь находится его дворецкий. — И господин Никербокер кивнул короной на Джима.

— А кто эта дама? — спрашивали зрители, потрясённые видом Лиззи.

— Это специальная кошачья экономка. Она кормит аналостанку, она знает тайну её рациона. Очень молчалива, от неё и слова не добьёшься.

Тут господин Никербокер подошёл к Лиззи и сказал:

— Будьте так любезны, мисс. Сообщите же знатокам, чем вы кормите её в это время суток.

Лиззи прищурила глазки, сложила губки и сказала:

— Это сю-у-укрет!

— Но всё-таки, мисс, будьте благосклонны к кошковедам, вы поможете и мне лично в создании монументального труда «Введение в кошковедение».

— Сбитые сливки, — сказала наконец Лиззи, — а на завтрак жареная мышь.

— О боже! — воскликнула графиня. — Да кто же с мышей шкуру-то сдирает?

— Вот он и сдирает, — ответила Лиззи, кивнув в сторону почтенного дворецкого.

Вечером этого же дня в подвале устроили праздник. Только Лиззи была недовольна.

— Дубина! — ругалась она. — Получил пятьсот долларов и уже на седьмом небе! Надо было торговаться! Можно было взять тыщу!

— Так ведь меня не было, — оправдывался японец. — Вы с Джимом назначали цену.

— Джим — негр, а я растерялась.

— Ладно, — сказал японец. — Это наша первая счастливая сделка, будут и более выгодные. В другой раз продадим кошку за тыщу.

— Не знаю, не знаю, — покачал головою Джим. — Весьма сомневаюсь, уважаемый сэр. Где вы ещё возьмёте такую Шамайку? Такие кошки рождаются редко. Очень редко, сэр.

— Кто же её всё-таки купил?

— Богатые люди, сэр. С Пятой авеню. Хозяйку называют графиней.

— Пошли, — сказал японец, вставая. — Пошли поглядим, где живёт теперь Королевская Аналостанка.

Они долго шли по городу и попали в богатый квартал. Стояли, стояли у решётчатой ограды и смотрели на дом с белыми башенками, на освещённые окна. За спиной у них громыхали машины и экипажи. А один человек остановился, внимательно разглядывая негра и японца. Я точно не знаю, кто это был, но возможно, господин Эрнест Сетон-Томпсон. А они всё ждали, что кошка покажется в окне, да только чужие богатые тени мелькали на кружевах занавесок.

— Вон! — закричал Джим. — Вон она!

И они увидели, как мелькнула за оконной кисеёй изогнутая кошачья тень. Их маленькая тень.

Графиня Блонская, которая купила Шамайку, была большая любительница редких животных. В её роскошном доме жили канарейки, но это были очень и очень особенные канарейки, канареечки с вывертом.

Графиня говорила так:

— Если у меня будут жить золотые рыбки в аквариуме, то это не будут простые золотые рыбки в простом аквариуме. У меня уж и аквариум и рыбки будут с вывертом.

И она вправду привезла рыбок от китайского императора, который был с вывертом. А выверт заключался в том, что император уже императором не был, но был! И рыбки все были выверчены в разные стороны, и одна из них, фиолетового цвета, умела высунуть из воды физиономию и сказать слово «хлопок».

Это было единственное слово, которое она могла молвить, — «хлопок», но в этом заключался преизряднейший выверт.

И аквариум, конечно, был с вывертом, но тут выверт был в другом.

Этот аквариум делал русский мастер Ваня Коровочкин, который прежде никаких аквариумов не делал.

— Жизнь пресна, — говорила графиня. — Всё так однообразно и безобразно, что её просто хочется вывернуть. Без выверта пусть будут только доллары.

Кроме рыбок и канареек, жил у графини сенбернар Стэнли, которого очень трудно было отличить от телёнка, который тоже тут жил и убивал каждого зрителя своим бешеным сходством с сенбернаром. Когда они паслись рядышком в саду и сенбернар жевал петрушку, телёнок зверски рычал на прохожих.

Короче, весь дом и всё хозяйство графини было с вывертом и вверх дном. В этот вывороченный дом вливал свою струю и сын графини — ушастый Виктор.

— Мути! Мути! — вскричал Виктор, вбегая в столовую к утреннему кофию и обращаясь к матери почему-то на немецком языке. — Мути, смотри что!

Из его правого уха хлестала кровь.

— Боже, Виктор! Вас ист дас? Откуда кровь?

— Она, она, кошка с вывертом! Она меня оцарапала! — ревел Виктор, размахивая правым ухом. — Я хотел её погладить, а она царапается.