Олег Вороной - Под знаком тигра

Силу даже тигр уважает. С медведем или секачом только в крайнем случае бьётся.

Неподалёку тигр был, ушёл, только когда Игорь близко подошёл. Говорит, видел, как за кедрушкой бок тигриный мелькнул. Забрал всё мясо и пошёл. Чувствовал, что тигр его до зимовья проводил, всю ночь вокруг зимовья ходил, но под утро ушёл и больше Игорю на глаза не показывался и собак его не трогал.

Запомнил накрепко кулак богатырский.

Рывок!

Спиннинг чудом остался в разом онемевших руках.

С этого мгновения светлеющая тишина утренней реки, спокойствие ясного неба превратились в яростную и кипучую борьбу не на смерть, а на жизнь.

Таймень, огромный и, на удивление, буйный, боролся изо всех сил.

Он вскидывался над водой, тряс головой и падал плашмя, стараясь освободиться от вцепившейся блесны. Блесна лязгала, бряцала, но держалась крепко. Леска звенела, гудела, шипела, разрезая взволновавшуюся воду. Спиннинг трещал и скрипел. Бесчувственные пальцы то крутили изо всех сил рукоять катушки, едва успевая наматывать леску, когда таймень бросался к берегу; то, дрожа, придерживали и притормаживали бешено крутящуюся шпулю, когда гигант бросался в глубину. Сердце громко колотилось в ставшей тесной груди…

Наконец, рывки стали ослабевать. Неужели поймаю? Нет, ещё рано: «Не кажи гоп». Сначала вывести на отмель. До неё далековато, но по-другому никак. Понемногу подтаскиваю тайменя на отмель — рыба почему-то меньше сопротивляется, когда её тянут против течения. И тут таймень стал вращаться вокруг своей оси! Прозевав это момент, я безнадёжно смотрю, как он наматывает на себя леску, потом сильно изгибается, и… блесна выпадает из его пасти!

Машинально смотав лесу, мельком глянув на сломанный якорёк, стою и глотаю тягучие куски горького разочарования.

Вот это рыбина! — восхищаюсь гигантом благородной медной окраски, застывшим от меня в двух метрах. Едва шевеля плавниками, таймень беззвучно хлопал победными литаврами — жаберными крышками, и, судя по всему, никак не мог «отдышаться».

Хоть погладить такого! Потихоньку перебирая ногами по скользким валунам, подхожу к нему ближе. Таймень стоит! Ближе. Протягиваю руку и дотрагиваюсь до его спины! Рыбина чуть шевельнулась. Стоит! Ох и идиот! — не сообразил вонзить ему в пасть два целых крюка якоря! Тянусь достать блесной до его пасти, совсем чуть-чуть не хватает до него дотянуться, но вода уже доходит до подмышек!..

Вспышка. Почему-то резко высветилось в памяти, как тигриная лапа просунулась меж брёвен, стальной коготь зацепил меня за нагрудный карман кожаной куртки и потащил из, казалось бы, надёжного бункера, сооружённого из брёвен плавника на берегу укромной бухты…

…Освободившийся таймень, вконец измотанный, хватает воду светлой пастью, насыщая тело кислородом. Позволяет погладить себя по спине и ещё долго стоит, не шевелясь, словно зная тщетность моих усилий дотянуться до его пасти и зацепить ещё раз якорем.

А сфотографировать дикого тигра в природе несложно: находишь место, где он часто появляется, выкладываешь приманку, делаешь или засидку на дереве, или крепкое убежище в яме и, набравшись терпения, ждёшь.

Так и я, сорвавшись с тигриного когтя, совершенно не мог пошевелиться и, судорожно хватая воздух, отрешённо глядел, как лапа снова и снова шарила прямо перед глазами четырьмя смертельными остриями. Медленно, глубоко и явно я переживал чувства сорвавшейся рыбы.

— Ох и влип я однажды в историю! В плен попал… к тигру. В плену у тигра был. М-да-а. Красиво звучит! Вот и голова такая красивая стала. Белая. Седой как лунь. Ведь сорока еще нет! Врагу не пожелаешь. А ты спрашиваешь: «Почему седой?»

— М-да-а. Вот потому и седой. Думал, что только во времена великого путешественника Пржевальского тигры среди бела дня собак таскали, лошадей-коров давили, да людей не боялись. Ан — нет. Тигр есть тигр и тигром останется. Всегда так было и будет. Точно!

— Да не-е. Не на дерево загнал. Не-е. Это слишком просто. Тут извращение в высшей степени и-зы-скан-ней-ше-е. Можно так сказать? Во-от. И-зы-скан-ней-ше-е из-вра-ще-ни-е. Поиздевался-а-а!

— Да как? А вот так! Послушай, может, пригодится…

Приехал как-то я к своему охотничьему зимовью. Часа в четыре — ещё солнце светило. На ЗИЛ-157. Знаешь такую машину? Во-от. «Колуном» его называют за простоту, надежность, проходимость и неповоротливость. Выгрузил продукты, капканы. На неделю же приехал. Растопил печь, завел мотопилу, напилил дров. Альта — собачка моя — лаечка восточносибирская, соболятница-кабанятница, убежала от шума да дыма проверить свои владения. Да… Напилил-наколол дров на неделю, приготовил ужин. Нарезал хлеба, заварил чаю, налил в миску супа, разделся, сел за стол, взял ложку и… тут-то всё и началось.