Габриэль Ферри - Лесной бродяга

Преданный слуга с грустью осматривал опустевшую комнату, валявшиеся на полу платья молодой госпожи и пустую колыбельку, еще сохранившую отпечаток тельца маленького графа, который еще накануне спокойно спал в ней под надзором матери. Вдруг, пораженный неожиданной идеей, Диас вышел на балкон, примыкавший к спальне я находившийся на небольшом расстоянии от земли. Глаза его внимательно устремились на песчаный берег, расстилавшийся под балконом; волны мерно вкатывались на него, принося и унося ряды мелких камешков и раковин, но ничто не указывало на недавнее присутствие на нем людей. Ветер завывал, океан шумел по обыкновению, и природа, как и всегда, безучастно относилась к людскому горю и ничем не старалась помочь открытию виновников преступления.

Между тем старый слуга, не обращая внимания на остальное общество, тихо молился, но взгляд его невольно был прикован к горизонту, где виднелись белые паруса какого-то судна, быстро уходившего вдаль. Остальные с грустью прислушивались к зловещему завыванию ветра, который днем и ночью то стонет, то будто плачет на одиноких, пустынных скалах, и только алькальд и эскрибано не обращали на это никакого внимания. Тот и другой в глубине души были уверены, так же как и Диас, что в замке Медиана совершилось преступление, но так как не удалось собрать какие-либо улики, да кроме того, не нашлось лица, желавшего заплатить расходы по ведению процесса, то оба достойные представителя правосудия чувствовали себя вполне удовлетворенными настоящим ходом дела; один вследствие того, что фактически сделался владельцем желанных панталон цвета бычьей крови, а второй был не менее доволен своей удачной выдумкой, благодаря которой в его кармане остались деньги за двенадцать лет аренды.

— К сожалению, милостивые государи, — обратился алькальд к свидетелям, — совершенно непонятно, какого рода фантазия заставила графиню де Медиана выйти через окно, так как дверь заперта изнутри, и, следовательно, на этот счет не может быть никаких сомнений. Во всяком случае, это просто женский каприз, и правосудие не имеет основания доискиваться до причин его!

— Может, она это сделала для того, чтобы не давать расписки сеньору алькальду! — шепнул тихонько своему соседу один из свидетелей.

— Между прочим, — спросил дон Рамон, обращаясь к Диасу, — каким образом вы убедились в исчезновении графини, раз нельзя было войти в ее комнату?..

— Очень просто, — ответил старик. — Горничная графини всегда являлась к ней утром в один и тот же час; так она сделала и сегодня, но на ее стук в дверь не последовало ответа; тогда она постучалась во второй и в третий раз и наконец, охваченная беспокойством, прибежала ко мне. Я также стучал, стучал и звал, а потом решил взобраться из сада по лестнице через отворенное окно, и тогда увидал комнату графини в том состоянии, в каком вы ее теперь видите!

Когда старый слуга окончил свои показания, Гагатинто нагнулся к алькальду и шепнул ему несколько слов на ухо, на что тот только презрительно пожал плечами.

— Почем знать! — проговорил эскрибано в ответ на этот немой жест.

— Ладно, посмотрим! — сказал алькальд. И после небольшой паузы добавил: — Я настаиваю, господа, на том, что графиня имела полное право выйти из дому как ей заблагорассудилось, хотя бы даже через окно!

Все присутствующие слегка улыбнулись при этой милой шутке представителя правосудия.

— Но, господин алькальд! — воскликнул возмущенный неуместной остротой судьи Диас. — Доказательством того, что в комнату графини проникли насильно, может служить разбитое стекло в окне, куски которого валяются здесь на земле!

«Этот старый идиот, кажется, не даст мне возможности вовремя позавтракать! — проворчал про себя алькальд, у которого пропал весь интерес к делу, едва он убедился, что из него нельзя извлечь более для себя никакой выгоды. — Я уверен, что мой завтрак давно остыл, и Николаза выходит из терпения, ожидая меня!»

— Что доказывают эти куски стекла?! — спросил он громко. — Разве вы не допускаете, что открытое окно могло очень легко разбиться само, особенно, при таком сильном ветре, какой дул минувшей ночью?

— Почему же именно разбилось стекло, находящееся рядом с задвижкой? — настаивал на своем Диас. — Конечно, его разбили специально, чтобы открыть окно!

— А, черт возьми! — воскликнул алькальд, потеряв терпение и кусая от досады золотой шар набалдашника своей трости, служившей эмблемой его достоинства. — Да кто же из нас, сеньор Диас, имеет право допрашивать — вы или я? Карамба! 9Вы меня заставляете играть какую-то дурацкую роль!