Ростислав Кинжалов: Боги ждут жертв

Вся площадь была ареной ожесточенных схваток между жителями селения и отрядом чужих воинов. Односельчане Хун-Ахау были застигнуты врасплох: многие из них были на полях, те же, кто находились дома, почти не имели оружия. Тем не менее они отчаянно защищались, хотя нетрудно было понять, что победить врагов им не под силу.

На нижних ступенях храма несколько человек, вооруженных мечами, отбивали атаки группы воинов, во главе которых находился плотный, мускулистый мужчина в безрукавке из шкуры ягуара – очевидно, предводитель вражеского отряда. С верхней площадки, где на всякий случай были сложены кучей большие булыжники, несколько человек метали в нападающих камни. Метко брошенный камень попал в голову одного из воинов; деревянный шлем его, украшенный большим пучком перьев, раскололся, и раненый, хватаясь за голову, упал на землю. Сверху, перекрывая шум, разнесся ликующий вой; Хун-Ахау узнал в победителе их соседа Ax-Тока. Но радость была преждевременной. Защитники нижних ступеней к этому времени были перебиты, и, ступая по их трупам, враги двинулись наверх.

Тем временем на площади шла отчаянная борьба: невооруженные поселяне кидались по нескольку человек на одного воина, пытаясь его обезоружить; некоторые счастливцы заполучали таким образом мечи и копья, другие орудовали простыми дубинами. Но большинство защитников селения оставалось безоружными. Беспомощно падали они под ударами разъяренных воинов.

Толпа сражающихся то откатывалась от храма, то вновь приближалась к нему. Мертвые и оглушенные во множестве валялись на земле, и в ярости схватки их топтали и свои, и чужие. Один раненый в бессильной злобе ухватил зубами руку воина и висел, не разжимая челюстей. Тот ударом боевого топора добил его, с трудом освободив руку.

Около дома батаба лежал, уткнувшись лицом в землю, труп его владельца. Батаб был полуодет – очевидно, он отдыхал, услышав шум, выбежал из дому и был тут же убит. Жена и его старшая дочь, забыв про обычай, голосили около тела, не обращая внимания на окружающее. Двух сыновей батаба не было видно.

Штурмующие поднялись на верхнюю площадку, продолжая там свое смертоносное дело. Никто из защитников не сдавался в плен – их всех перебили. Один из победителей – молодой воин – высек огонь и вбежал в святилище. Через минуту густые черные клубы дыма поднялись к небу – маленькое деревянное здание, высохшее на солнце, занялось сразу.

Первым опомнился Ах-Чамаль. Почему-то размахивая руками, он врезался в гущу сражавшихся и попытался вырвать копье у высокого плечистого воина. Все дальнейшее, показавшееся Хун-Ахау дурным сном, произошло в одно мгновение. Воин, оставив копье, ткнул обсидиановым ножом в грудь отца; руки его разжались, и воин, перехватив копье, нанес ему второй удар в голову. Ах-Чамаль упал, тело его судорожно дернулось один раз, другой, затем он вытянулся и затих. Надвинувшаяся снова толпа с ревом прошлась по его телу, и оно скрылось под ногами сражающихся.

Хун-Ахау забыл все: приказание отца и страх, владевший за минуту до этого всем его существом. С диким воплем он бросился вперед, одержимый только одним желанием: кусать, терзать, убивать! Его молодые цепкие руки с такой силой ухватили за горло первого попавшегося ему врага, что у того все поплыло перед глазами и он бессильно выпустил из рук занесенный над чьей-то головой каменный топор. Хун-Ахау выхватил оружие и оставил ошеломленного воина. Размахнувшись, Хун-Ахау обрушил топор на шею оказавшегося к нему спиной высокого воина – как ему казалось, убийцы отца. Но эта вторая победа была последней. Юноша, еще ни разу не бывший в бою, не знал, как важно, нападая, одновременно думать и о своей обороне. Видя, как падает покрытый кровью его противник, он издал радостный вопль, но вдруг что-то гибкое схватило его горло и с силой сдавило. Хун-Ахау раскрыл рот, пытаясь вздохнуть, выронил топор, поднял руки к горлу, напрасно пытаясь разорвать веревочную петлю; все кругом поплыло, и перед глазами бешено завертелись разноцветные круги. Он потерял сознание.

Согнувшись под тяжестью груза, Хун-Ахау с трудом шагал по узкой тропинке. Солнце немилосердно жгло ему голову, едкий пот заливал глаза, но не было возможности даже вытереть лицо.

Час тому назад вражеский отряд покинул разграбленное селение. Все, что можно было унести: запасы зерна и бобов, кувшины с напитками, ткани, дорогие вещи из дома и кладовых батаба, связки оружия – было нагружено на спины пленных, в большинстве молодых людей. Что сталось со стариками, женщинами и детьми, Хун-Ахау не знал; на повороте дороги он только увидел, что и дома, и поля, покрытые подсохшим ишимом, горят, подожженные врагами.