Хозяин хижины продолжает свой рассказ. Нелегко говорить о поражении рабов, о своих ошибках…
– Быть может, такова была воля богов? – слышится чей-то дрожащий голос.
– Счастлив тот, к кому милостивы боги, – шепчет другой.
– Может, плохо просили жрецов, и они не передали той просьбы богам,.. – размышляет третий.
Хун-Ахау молчит. Как поведать людям свои трудные думы, сомнения? Дорогой ценой досталось ему прозрение. Он уже давно не верит жрецам. И разве не был он сам свидетелем того, как покинули боги его родных, его друзей, не помогли им в страшный час испытаний…
Тихо в хижине. Но вот за перегородкой всхлипнул и застонал во сне маленький Шбаламке. Тревога за сына обожгла сердце Хун-Ахау. Он заговорил:
– Боги далеко, и они, видно, заняты более важными делами, поэтому не слышат нас, маленьких людей. Но нас много, и у нас сильные мускулы, крепкие руки. Мы не боимся любой работы, лишь бы не голодали наши дети, – мы должны сами позаботиться о их судьбе. Почему мы должны вечно дрожать и ждать милости сильных? Мы кормим ненасытный Копан, оставляя голодными свои семьи. Правители, жрецы, купцы живут во дворцах и молятся в храмах, выстроенных рабами; одежда их соткана руками наших матерей и жен. Без нас они вымрут, как трутни без пчел. Так кто кого должен бояться?
Как семена ишима, брошенные трудолюбивой рукой в плодородную почву, дарят земледельца тучными всходами, так и слова, когда-то сказанные мудрым Вукуб-Тихашем, пышным цветом расцвели в душе Хун-Ахау!
Долго не смолкают голоса в хижине. Близится рассвет; скоро выходить в поле. Молча, неслышными шагами расходятся люди. Они задумались над тем, о чем в Чаламте до Хун-Ахау не решались и помышлять.
Народная молва бежит быстро, особенно если она несет с собой надежду на лучшее. И вот уже не только в Чаламте, но и в окрестных селениях заговорили о смелом «воине из Киригуа», как стали называть Хун-Ахау.
Почему из Киригуа? Хун-Ахау только раз, и то недолго, был в этом городе. Не было там у него ни друзей, ни знакомых. Но в давние времена в Киригуа бушевало восстание, во главе которого стоял какой-то простой воин. Оно было подавлено, а предводитель замучен жестокими пытками. В смерть его, однако, люди не поверили. «Он жив, он вернется, – говорили в народе, – он принесет нам свободу и счастье». От отца к сыну, от деда к внуку переходило предание о добром, смелом воине, освободителе, который обязательно придет.
Кто первый рассказал о нем в Копане? Вероятно, какой-нибудь несчастливец, за неуплату подати попавший в рабство. И к концу третьего года жизни Хун-Ахау в Чаламте его имя стало известно среди рабов великого города. Правда, вспоминали его больше по ночам, когда стража уставала слишком внимательно прислушиваться к тому, о чем говорят рабы.
Вот и сейчас спит Копан. На мягких широких постелях отдыхают самые знатные и самые богатые его жители. Долго тянется для них ночь. Но как же коротка она для рабов! Не успели они, избитые и голодные, забыться, распластавшись на грязном холодном полу, как у дверей сарая, куда их сгоняют на ночь, уже вырастает фигура надсмотрщика. И снова на работу. Снова полный мучений и непосильного труда день.
И все же не спят рабы. Уже который день ждут они наступления ночи, чтобы поговорить о самом важном для них, самом наболевшем. Взволнованным шепотом передают они друг другу рассказ о том, что вблизи Киригуа живет человек, некогда осмелившийся поднять восстание рабов в самом Тикале. И еще говорят о том, что он обещает освободить рабов и в Копане. И не только рабов.
– Киригуа недалеко от Копана, – произносит высокий, плечистый раб. – Воин должен прийти сюда.
– Ты прав, Мутупуль, – обращается к высокому рабу лежащий рядом с ним юноша. – Я слышал, что воин из Киригуа силен и ловок, как владыка лесов – ягуар.
Разговор продолжает третий раб:
– Воин из Киригуа выше всех обыкновенных людей. У него такие длинные ноги, что его никто не может догнать… Он бегает так же быстро, как великий бог ветра…
– Лицо у него красивое, как у молодого бога кукурузы, – раздается восторженный голос.
– Да, да, – подхватывает кто-то, – я видел каменного бога на стене того большого храма, что стоит над рекой. Нас водили мимо него на работу. Он очень похож на воина из Киригуа!
– Я тоже видел этот храм, – снова заговорил Мутупуль. – Стены его сложены из больших каменных плит. И не один, наверное, сорвался с высоты, вырезая над входом переплетающихся змей.
– Да, именно там я видел каменного бога ишима. У него совсем молодое и очень доброе лицо. Очень доброе…
Читать дальше